Жан-Антуан забыл о своей поврежденной ноге и побежал им на помощь. Им – значило для него «ей». Но в нескольких шагах от Эйлин француз услышал приближение странного глухо разрубающего воздух звука. Юноша поднял голову, и тут что-то тяжелое мгновенно сшибло его на землю. Последнее, что он видел, прежде чем провалился в темноту – его собственные ноги, мелькнувшие на фоне озаренного пламенем угрюмого неба.

Мало разборчивые, далекие голоса и укоризненные лица, появившиеся из темноты на приеме мадам Брантень, промелькнули пугающей чередой тусклых картинок, намного более реальных, чем он сам. Стыд его сестры, кипящая злость Франсуа и болезненное разочарование общества лишали Жана-Антуана воли к жизни. Он все силился вспомнить, кто такая Полин, и не мог. Кто это Полин? Почему они все так его ненавидят? И почему он не может разглядеть ни лица отца, ни лица матери? Он ушел, даже не запомнив их. А они даже не пытались его найти. Он словно так и остался в той яме на охоте.

Чей-то пронзительный надломленный крик вернул ему возможность чувствовать. И первое, что он почувствовал – была боль. Затем сильнейший холод. Руки и ноги почти онемели, настолько было холодно, но где-то отчетливо разливалась эта назойливая боль. Ветер мучительно шевелил его курчавые волосы на виске. Снег мочил спину.

Он разлепил глаза. В густом сером мареве проносились темные клочки дыма, кружились белые хлопья снега и черные лоскуты оседающего пепла, а все остальное скрывал непроглядный дымный сумрак. Такой вязкий, словно взвесь на дне морском.

Задохнувшись, женщина закричала вновь. Бессильно, сквозь слезы. Жан-Антуан поднялся на локтях, чтобы разобраться, в чем дело. Впереди, там, куда указывали его протянутые по земле ноги, двигались смутно различимые сквозь смог силуэты. Оттуда и раздавался ее голос. Не так громко, как ему показалось вначале.

Когда он сел и огляделся, глазам его предстала удивительная картина. Все точно бы потеряло цвет. Над руинами двухэтажного дома, от земли и насыпей обломков поднимались клочья дыма, а с неба опускался снег и пепел. Кроме временами слышного плача, от развалин раздавался стук ударяющихся друг об друга камней и досок, словно стены продолжали осыпаться. Гулким фоном звучали и приглушенные мужские голоса, ропот, а издали доносился плеск воды. Все это эхом смешивалось в стонущей утренней тишине.

Пошатываясь, Жан-Антуан поднялся и зашагал по хрустящим под ногами камням, размазывая по белому снегу черные пятна пепла и собственную кровь. Дом теперь находился, словно на возвышении, на небольшом холме из собственных останков.