Они вместе посмотрели на портрет. Мошенница стала уходить первой.

– Вы расскажете ему про Чарли? – спросил Жан-Антуан.

Эйлин задержалась на выходе.

– Лихим Малым это не нужно. Они будут верить, что Чарли когда-нибудь вернется, и их унылая воровская жизнь вновь наполнится безрассудством и прибылью. Но если узнают правду, поймут, что он не сможет вернуться, – Эйлин указала на портрет Джилкриста и его жены блестящими от слез глазами. – Чарли ведь на самом деле волшебник, а не разбойник. А этот джентльмен на портрете всего лишь доктор.

– А что же теперь будет с вашей жизнью?

– Не беспокойтесь. Уж я-то лучше стою на ногах в этом мире, чем вы, – хлестко отозвалась Эйлин.

– Я хотел спросить, как вы держитесь? – поспешно исправился Жан-Антуан.

Она вытерла рукой слезу, поспешно и словно стыдясь своей слабости. Стыдясь перед самой собой. Ответ был очевиден и оттого подчеркивал бессмысленность вопроса, но ему не суждено было прозвучать. Разворачиваясь в дверях, Эйлин лишь поторопила Жана-Антуана:

– Пойдем. Мы собирались встретиться с Капитаном и парнями у Нгао Энга.

И вышла так порывисто и неровно, что француз все понял. Ей не было до него дела. Она хотела поговорить с кем-то о портрете. Скрывшись за стеной, Эйлин больше не могла сдерживаться от разъедающего ее чувства, от надрывной дрожи, вызванной почти физической болью. Она могла бы этого не делать, но мыслями она сознательно обращалась в неведомую ледяную могилу, каковой для Чарли сделалась река, в то скрытое от познания остальных мгновение, когда разбойник понял, что умрет, и в следующее мгновение, когда раненного и скованного цепью его потянуло на дно. Ей казалось, что это был ее единственный шанс хоть как-то облегчить последние минуты жизни разбойника. Облегчить его одиночество.

Спустя несколько минут Жан-Антуан, Питер и Эйлин стали выбираться из этого места.

Дневной свет, падающий через разбитое окно в крыше над атриумом, подчеркивал разрушение, учиненное в доме. Доставал из тьмы ту болезненную тщательность, с которой джентльмен с красными конвертами месяцами работал над переоборудованием здания в ловушку, покоящуюся в затопленной шахте, подобно смертной ране, блестящей в самом сердце дома. Дневной свет приоткрывал тайну о жизни Чарли и Аделины в неизвестности минувшего. Жан-Антуан верил, что эта тайна всегда будет связывать его с Эйлин. Но не таким образом, как желал бы его романтичный ум.

По пути к выходу мошенница с отторжением и ненавистью к инженеру осматривала вертикальные рельсы, проложенные для лифта по восточной и западной стене, места, где лестничные пролеты были отделены от этажей и помещены в клетку, отверстия в полах для протяжки цепей и тросов с противовесами. Его полные жажды мести труды стерли остатки прошлого, сохранившегося со времен, когда Чарли был счастлив. И за это она ненавидела его, даже не понимая до конца, кем он был и почему хотел убить Чарли, почему хотел умереть сам. Какое бы зло ни жгло его внутри, он забрал у нее Чарли. Поэтому она надеялась, что он умер первый. Глядя на порождение кошмара, в который превратился этот дом волей инженера, она поняла, что желает, чтобы джентльмен с красными конвертами умер раньше Чарли. Чтобы разбойник увидел это. Тогда бы Чарли победил. Пусть и большой ценой, тогда бы справедливость победила.