Услышав знакомые голоса, звавшие его, Ганнон даже не обернулся. Когда крики стали более настойчивыми, его будто громом поразило. Они были здесь, не далее полусотни шагов, среди воинов Магона. Это чудо, мелькнуло у Ганнона, он все еще не мог поверить, что все четверо выжили в этой гигантской бойне.

— Ганнон? Ты ли это? — требовательно спросил Сафон, не скрывая изумления и радости.

Юноша сморгнул слезы.

— Я и есть.

— А отец? — сдавленно спросил Бостар.

— Он в целости! — крикнул Ганнон, не зная, смеяться или плакать. И сделал и то, и другое. Как и Бостар. Мгновение спустя слезы блеснули даже в глазах Сафона, и все трое крепко обнялись. От них пахло кровью, потом и еще тем, о чем не хотелось задумываться, но их это нисколько не заботило.

На мгновение все их разногласия были забыты.

Единственным, что имело значение, было то, что все они живы.

Ухмыляясь, словно умалишенные, братья наконец смогли разомкнуть объятия. Все еще не веря своим глазам, они ощупывали друг друга, касаясь плеч и рук. Но потом их взгляды неизбежно вернулись на поле битвы. Вместо шума боя их уши заполнили крики. Голоса бесчисленного множества раненых и изувеченных, тех, кто отчаянно хотел, чтобы их подобрали до наступления темноты, ведь тогда их участь будет решена.

— Мы победили, — удивленно пробормотал Ганнон. — Пусть легионеры и избежали поражения, но остальные рассеялись и сбежали.

— Или умерли там, где и были, — рыкнул Сафон. К нему начала возвращаться привычная жесткость. — После того, что они сделали с нами, эти шлюхины дети заслуживают большего!

Бостар вздрогнул, когда Сафон махнул рукой в сторону мертвых тел, но согласно кивнул.

— Не думайте, что мы уже выиграли войну, — предостерег он. — Это только начало.

Ганнон вспомнил Квинта, с его непоколебимой решимостью.

— Понимаю, — с печалью согласился юноша.

— Рим должен заплатить кровью за все те унижения и беды, что причинил Карфагену! — гневно выкрикнул Бостар, подымая вверх крепко сжатый кулак.

— Кровью! — зарычал Сафон и вытянул руку, беря за руку брата.

Они с нетерпением поглядели на Ганнона.

Перед мысленным взглядом юноши внезапно появился образ улыбающейся Аврелии, и он смутился. Но прошло не больше мгновения, и он грубо отпихнул эту мысль подальше. О чем он думает? Аврелия — враг. Как и ее брат и отец. Ганнон не мог заставить себя искренне пожелать им зла, но друзьями они тоже быть не могут. Как такое возможно теперь, после того, что произошло здесь сегодня? Ганнон решил больше никогда не вспоминать о них. Только так он сможет с этим справиться.

— Кровью! — рыкнул он, подымая руку и берясь за руки братьев.