– Не долго.

– Я тоже так подумал, хвала богам. Вернемся в палатку. Теплое одеяло. Огонь. А главное – сегодня не моя очередь готовить!

– Ха! Ты просто забыл, чья очередь.

Урций настороженно нахмурился.

– Неужели Мария?

– Как ты мог не запомнить? – со смехом спросил Квинт.

– Проклятье! Опять горелый хлеб, мясо сырое, а вареные овощи так и не вымыты как следует… Он готовит так, что есть невозможно.

– Ты всегда можешь предложить свои услуги, чтобы готовить вместо него.

– Вот еще! – категорически заявил Урций. – Попытаю счастья. Может быть, сегодня у него получится лучше, чем в прошлый раз.

Они пошли дальше и достигли конца своего участка, где встретили Мария и Плацида, заменившего Матвея, – сонного типа, соответствующего своему имени[5]. Урций воспользовался возможностью обрушить на Мария град ругательств за его стряпню.

– Если вечером не приготовишь что-нибудь съедобное, тебе будет очень плохо, – пригрозил он. – Мы с ребятами больше не будем есть твою бурду.

Марий рассмеялся.

– Смотри, как бы я не помочился тебе в порцию, Кувшин.

Урций побагровел.

– Только попробуй, и я насру на твое одеяло!

Квинт и Плацид посмеивались. Такова была часть повседневной рутины. Никто бы не сделал ничего подобного своим товарищам по палатке, а вот солдатам других манипул – с легкостью. Были известны такие шутки, как подбросить в кухонный горшок дохлую крысу и гнилую капусту, хотя в последнее время это редко сходило с рук. Солдаты соседних подразделений стали относиться с подозрением, когда в обеденное время рядом шатался кто-нибудь чужой.

Из лагеря донесся сигнал трубы, и все заулыбались.

– Пора уходить! – сказал Урций. – Я так голоден, что даже готов попробовать то дерьмо, какое ты приготовишь, Марий.

– Ты будешь в восторге от сегодняшнего ужина, – заявил тот. – Тушеная баранья шея с овощами. Пальчики оближешь! Старый рецепт моей матушки.

Урций недовольно посмотрел на него.