— Жаркая работа, а, оптион?
— Так точно, командир.
— Видел, как они под конец побежали? — рассмеялся Макрон. — Дали деру, как стайка девственниц на Луперкалиях![5] Теперь мы навряд ли услышим о Каратаке до самого взятия Камулодунума.
И в этот миг со стороны болота донесся такой пронзительный, ужасающий, полный ужаса и боли вопль, что все взоры разом обратились туда.
— Это еще что за хрень? — пробормотал Макрон, вытаращив глаза.
Поверх голов других легионеров Катон высмотрел возвышение, на котором располагалась римские артиллерийские орудия правого фланга, также разгромленные колесницами бриттов. Эти колесницы все еще там находились, но теперь они развернулись в сторону болота, где застряли, увязнув по самое брюхо, императорские боевые слоны. И вот теперь, воспользовавшись беспомощностью гигантов, варвары стали расстреливать их с безопасного расстояния.
Несчастные, истекавшие кровью животные бились в болотной жиже, но от этого увязали еще глубже. Некоторые валились набок, увлекая за собой погонщиков, и места их падения затягивала тина. Когда римская пехота, спохватившись, устремилась к возвышенности, стрелки бриттов попрыгали в поджидавшие их колесницы, возничие натянули вожжи, и боевые повозки, с грохотом промчавшись наискосок вверх по склону, исчезли в далеком лесу.
— Ублюдки, — пробормотал кто-то из легионеров.
Повисшую над долиной тишину нарушали лишь страшные крики умирающих великанов. Катон увидел, что пешие бритты, воспользовавшись замешательством римлян, огибают кромку болота и вот-вот оторвутся от любой возможной погони. Он хотел указать на это товарищам, но махнул рукой, ибо крики гибнущих среди топей слонов словно заворожили римлян.
— Хотел бы я, чтобы кто-нибудь заставил этих хреновых зверюг замолчать, — негромко пробормотал Макрон.
Катон молча покачал головой. У него просто в голове не укладывалось, как это можно, когда вся долина завалена человеческими телами, среди которых немалое число римлян, скорбеть о плачевной участи горстки неразумных животных. В досаде и негодовании он ударил кулаком по ребру щита.
Когда дикари-копейщики обратились в бегство, их товарищи, удерживавшие второй кряж, поняли, что военная хитрость не удалась, и среди них сначала медленно, но потом все быстрее и шире стали распространяться неуверенность в своих силах и страх. Поодиночке, группами, а там и целыми отрядами они стали покидать позиции. Лишь отборное подразделение, составлявшее личную дружину Каратака, оставалось на укреплениях, прикрывая отход основных сил.
Император, увидев с вершины холма, что враг покидает укрепления и отступает, в восторге хлопнул себя по бедру.