Бен-Гур повернулся к посланнику:

– Скажи той, что послала тебя: я, Бен-Гур, навещу ее во дворце Айдерне, завтра после обеда.

Посланец поднялся и, молча поклонившись, вышел из шатра.

В полночь Илдерим отправился в путь, пообещав оставить лошадь и провожатого для Бен-Гура, которому предстояло догонять шейха.

Глава 16 Во дворце Айдерне

Глава 16

Во дворце Айдерне

Отправившись на следующий день на встречу с Айрас, Бен-Гур свернул от Омфалуса, расположенного в центре города, в Колоннаду Ирода и оттуда кратчайшим путем прошел к дворцу Айдерне.

С улицы он вошел в вестибюль, по обеим сторонам которого крытые лестницы поднимались к портику. Крылатые львы сидели по сторонам лестниц, посередине между ними громадная статуя ибиса орошала водой пол вестибюля. Львы, ибис, стены и пол – все напоминало о Египте: все, даже балюстрады вдоль лестниц были высечены из плотного серого гранита. Портик над вестибюлем, закрывавший площадку, на которую выходили лестницы, представлял собой изящную колоннаду. Вся из снежно-белого мрамора, она больше всего напоминала лилию, упавшую на громадную нагую скалу.

Поднявшись по лестнице, Бен-Гур задержался в тени портика, наслаждаясь работой безвестного мастера и белизной мрамора; затем вошел во дворец. Громадные двери входа были гостеприимно распахнуты – его ждали. В высоком, узком коридоре пол был вымощен красной плиткой, стены своим цветом гармонировали с полом. Изысканная простота дворца была предзнаменованием чего-то еще более прекрасного.

Он медленно двинулся вперед, предвкушая предстоящее свидание. Через несколько минут он увидит Айрас; она ждет его; она встретит его песней, новым рассказом, дружеским подшучиванием – блестящая, причудливая, капризная. Она уже посылала за ним, приглашая на прогулку в лодке по озеру; послала за ним и теперь; и вот теперь он направляется к ней в прекрасный дворец Айдерне. Мечтательный и счастливый, он совсем забыл об осторожности.

Коридор привел его к закрытой двери. Едва он остановился перед ней, как ее створки стали сами собой растворяться, без малейшего звука или скрипа. Впрочем, он тут же забыл про них, ошеломленный открывшимся ему зрелищем.

Стоя в полутьме неосвещенного коридора и глядя сквозь дверной проем, он вглядывался в атрий[118] римского дома, просторный и изысканно богатый.

Невозможно было сказать, сколь велико это помещение, ибо построено оно было в виде анфилады, что скрадывало истинные размеры. Подобного, однако, нельзя было сказать о внутреннем убранстве. Когда он, сделав несколько шагов вперед, остановился, чтобы осмотреться, оказалось, что он стоит на одной из грудей Леды[119], ласкающей лебедя. Весь пол помещения был выложен мозаикой, изображающей мифологические сюжеты. Каждый стул и каждое кресло были истинным произведением искусства; столы были покрыты богатой резьбой. Предметы мебели, стоявшие вдоль стен, повторяли выложенные мозаикой на полу, словно отражаясь в спокойной воде. Фреска, которой был расписан сводчатый потолок, тоже повторялась в напольной мозаике. Через отверстие в центре потолочного свода солнечные лучи лились внутрь помещения. Находившийся прямо под этим отверстием имплювий[120] был обнесен бронзовым ограждением. Стоявшие по его углам золоченые колонны поддерживали свод и пламенели под лучами солнца, их отражения в воде имплювия, казалось, уходили в неизмеримую его глубину. Стояли вдоль стен и напольные канделябры со светильниками, изящными и причудливыми, и многочисленные статуи, и вазы. Весь этот интерьер как нельзя лучше подошел бы для того дома на Палатине[121], который Цицерон купил у Красса, или же для другого, еще более знаменитого своей экстравагантностью – тускуланской[122] виллы Скавра[123].