Сильная струя била из расселины в скале, которую чья-то искусная рука расширила и придала ей форму арочного грота. Над входом в грот было выбито в граните слово «Бог» на иврите. Неведомый мастер явно жил здесь долго, пил из этого источника и в долговечной форме воздал свою благодарность этому творению природы. Излившись из арки, струя воды журчала по слою дерна, покрытому ярко-зеленым мхом, потом падала в небольшой водоем. Из водоема вытекал уже ручей, который, сделав несколько поворотов в поросших густой травой берегах и напитав корни шелковиц, еще через несколько футов бесследно исчезал в ненасытном песке. На берегах водоема можно было рассмотреть несколько узких звериных тропок, но сами берега были покрыты нетронутой травой. Тщательно осмотрев ее в поисках следов, проводник объявил, что здесь нужно расположиться на отдых, не опасаясь появления людей. Кони были тут же расседланы, эфиоп помог Балтазару и Айрас сойти с опустившегося на колени верблюда. Почтенный старец, едва ступив на зеленую траву, сразу же обернулся лицом к востоку, сложил руки на груди и вознес молитву Небесам.

– Дай же мне чашу, – нетерпеливым тоном произнесла Айрас.

Из палатки на спине верблюда раб извлек хрустальную чашу. Девушка сказала Бен-Гуру:

– Я буду служить тебе у источника.

Вместе они подошли к водоему. Он хотел было нагнуться и зачерпнуть ей чашей воды, но девушка отрицательно покачала головой, опустилась на колени, наполнила чашу водой от падающей в водоем струи и протянула ее юноше, предлагая первым утолить жажду.

– Нет, – возразил он, ласково отводя в сторону грациозную руку и видя перед собой только бездонные глаза под арками высоко вздернутых бровей, – нет, молю тебя, позволь мне служить тебе.

Но девушка снова отрицательно покачала головой.

– На моей родине, о сын Гура, говорят: «Лучше быть слугой у любимца Фортуны, чем кравчим при царском столе».

– «Любимца Фортуны»? – переспросил он.

В тоне его голоса и в выражении лица были удивление и вопрос. Заметив это, она произнесла:

– Боги посылают нам успех как знак того, что они на нашей стороне. Разве ты не выиграл в цирке?

Щеки юноши порозовели.

– Это был один знак. Затем был явлен и другой. В поединке на мечах ты превзошел римлянина.

Румянец на щеках юноши стал еще гуще – не столько от упоминания его побед, но от осознания того, что она следила за перипетиями его судьбы. Но вслед за удовольствием пришло и сомнение. Его единоборство с центурионом, как он знал, стало широко известно на Востоке, но имя победителя знали немногие – Маллух, Илдерим и Симонидис. Неужели кто-то из них поделился известной ему тайной с этой женщиной? Смущение проявилось на его лице. Видя это, она поднялась с колен и произнесла, держа чашу над водоемом: