Отсутствие уборной делало их жизнь неизмеримо жуткой, так как жить приходилось посреди собственных экскрементов и полчища мух. Если даже Макрону было не столь уж приятно сидеть нагишом против Юлии и жить в подобных условиях, то девушке никогда не приходилось не только переносить подобное бесчестье, но даже представить себе возможность столь нетерпимого бытия. Макрон пытался помочь ей всеми возможными способами: он отворачивался, когда ей требовалось облегчиться, и намеренно избегал смотреть на нее, только в глаза. К счастью, приносившая пищу старуха дала девушке рваный плащ. Она бросила эту тряпку в клетку, и Юлия немедленно схватила ее и укуталась в вонючую драную ткань. Впрочем, получив столь минимальное утешение, она скоро покорилась мрачному унынию и надолго погружалась в молчание. Макрон взирал на ее страдания с растущей скорбью. Молодая и прекрасная, она не заслуживала подобной участи.

Когда Макрон вспоминал о друге, печаль его еще более увеличивалась. Девушка была дорога Катону более всего на свете. Утрата ее разобьет сердце молодого человека. Кроме того, Макрону хватало здравого смысла, чтобы понимать, что и его собственная смерть станет для Катона тяжелым ударом. Они были близки, как два брата, хотя подчас Макрон видел в нем скорее сына и боялся, что парень пойдет на неоправданный риск, обнаружив, что их обоих взяли в плен. Если только Катон еще жив, останавливал он себя.

Аякс устроил их мучение совершенным образом, думал Макрон. Им была оставлена жизнь, но в остальном они были лишены всякого достоинства, уподоблены животным… нет, хуже, чем животным. Не имея возможности бежать или получить свободу в результате переговоров, они ожидали мрачного будущего, того дня, когда Аякс пресытится их мучениями и предаст обоих в руки своих мясников. Но до этого часа Макрон караулил любой шанс и, насколько это было возможно в столь ограниченном пространстве, упражнял свои мышцы, чтобы тело не обмякло и не одеревенело в тот час, когда ему придется мгновенно перейти к действию.

Повернувшись к Юлии, он заставил себя улыбнуться.

— До полудня уже недолго.

— Время не движется, — шепнула женщина, откинув голову к прутьям и щурясь на копья ослепительного света, разившие пленников с неба. Закрыв глаза, она на некоторое время умолкла и заговорила не сразу. — Сколько дней мы уже находимся здесь?

Макрону пришлось на мгновение задуматься. Хотя он и вел подсчет, однако припомнившееся число озадачило его самого. Он принялся пересчитывать для проверки.

— Кажется, шестнадцать. Да, шестнадцать, я в этом не сомневаюсь.