Светлый фон

Пробудившись, ощутил, что нисколько не отдохнул, все тело разламывает невнятная боль, а неподалеку что-то шумит сильно и неровно.

Андрей решил, что измотался и голоден, протянул руку к суме.

Ее не оказалось рядом. Обеспокоенный, он вскочил, огляделся, и сердце, дернувшись, стало выбивать мелкую дробь. Остатки сумы лежали в десятке саженей от травы, примятой его телом. Ни в суме, ни рядом не было ни одного ломтя мяса. Значит, пока спал, сюда наведался медведь, и оленина исчезла.

Странное равнодушие охватило Россохатского. Горькая потеря ощущалась сейчас как стороннее дело, как беда, которая случилась с кем-то другим, бредущим по тайге почти без сознания.

И еще ему в голову явилась больная мысль, что теперь без сумы идти легче и проще. И он заковылял по тропе, уже ни о чем не думая и, кажется, ничего не ощущая.

Шел в полузабытьи, лицо горело, как жар, и в виски стучали быстрые, точно клюв дятла, молоточки крови.

Однако вскоре стал чувствовать многопудовую тяжесть ног, все ссадины и потертости на них, но старался забыть об этом и помнил лишь одно: Иркут рядом, и надо как можно скорей выйти к берегу.

Перед самой рекой сбился с коренной тропы. Нет, под ногами по-прежнему змеилась оленья дорожка, но он всё-таки заметил, что она кое-где заросла травой, кое-где упирается в молодые кусты — и понял: сошел на старую боковую тропу.

Пришлось повернуть назад и плестись к месту, где сбился с пути.

Потом уже плохо помнил, что с ним и где он. Ветки били в лицо, рядом плескались волны Иркута, и Андрей тяжко сползал к берегу, чтобы напиться.

Россохатский никогда прежде не болел, но часто видел, как хворают другие. И теперь ему мерещилось, что в него вцепились разом все недуги, какие только есть на земле.

Чувство голода, терзавшее еще совсем недавно, стало тупым и отдаленным, и снова явилась мутная мысль, что это не он, Россохатский, а кто-то другой, покачиваясь, спотыкаясь и засылая на ходу, тащится в тайге.

Однажды, свалившись у берега и немного придя в себя, он вспомнил Катю и решил: нельзя поддаваться слабости, у него нет на это права. Но встать с земли так и не смог. Ноги подгибались, кружилась голова, подташнивало.

Тогда решил ползти. Перед лицом плескалась и погромыхивала на камнях река. Монды и люди были совсем недалеко, и он требовал от себя не терять веры в удачу.

Прежде, чем потащиться вперед, заметил место, от которого начинал путь. К вечеру, выбившись из сил, оглянулся и увидел, что это место — старый, побитый грозой кедр, темнеет в четверти версты от него. Андрей поскрипел зубами, резко тряхнул головой, сбивая пот со лба, и двинулся снова, потому что на него укоризненно смотрела Катя, и ему тяжело было слышать ее молчание.