— Да… да… но жену…

Кореньков привез Катю через три дня.

Андрей в это время потихоньку ковылял в комнате, подпирая себя палкой. Увидев в окно лошадь с ходком, на котором лежала Катя, Россохатский побледнел и ощутил резкие уколы в сердце.

— Живая? — хрипло спросил он Зосиму, поспешившего за фельдшером.

Кореньков ободряюще улыбнулся.

— Дышит…

Оказалось, что старик нашел Катю почти там же, где Вараксин обнаружил офицера. Она лежала вблизи Иркута, совсем не там, где указал Россохатский.

Женщину поместили в лазарет, рядом с Андреем, и он теперь все ночи напролет дежурил возле больной, поил с ложечки бульоном, капал в стакан какое-то лекарство, прописанное медиком.

Придя в сознание, Катя сначала не узнала мужа. Потом, когда чуть окрепла, пробормотала, вяло улыбнувшись:

— Не дождалась тя, Андрюша… Пошла сама… на четвереньках…

Бак и Варна терпеливо ждали выздоровления Кати. Было решено, что работник губернского ГПУ выедет в Иркутск вместе с Кирилловой, — в Кырене, кроме фельдшера, некому было помочь женщине в трудный час.

И вот пришел день, когда Катя сказала Андрею и Баку, что готова в путь.

Отъезд назначили на утро.

Вечером, перед дорогой, Бак вызвал Россохатского на допрос.

— Садитесь. Надо потолковать.

Кивнул на стол, где лежал кусок золота, напоминавший формой лосиный рог.

— Ваше?

— Мое.

— Не жаль?

Россохатский усмехнулся.