— Не сомневаюсь, — сухо ответил Макрон. Поглядел на фрески на стенах, а потом снова на Катона. — Насчет Непона не думал больше?

— В голову мысли приходили, да. Особенно после того, как Искербел так настаивал, чтобы мы его ему оставили. Должно быть, он очень высоко ценит прокуратора, раз был готов дать нам уйти отсюда под его гарантию безопасности.

— Вряд ли он стал бы держать слово. Скорее мы бы оказались в яме, как и те, что поверили ему прежде.

— Возможно, но у меня было ощущение, что он может и сдержать слово. На самом деле ему нужен именно Непон. Вернее, то, что известно прокуратору.

— Имеешь в виду серебряные слитки?

— Конечно. Искербел наверняка понял, что Непон их спрятал. Поэтому и хотел заполучить прокуратора, когда предлагал нам условия сдачи.

— Тогда он от души разозлится, узнав, что Непон мертв. И уже не отпустит нас подобру-поздорову ни за что. Он решит, что мы знаем, где серебро, и с нами обойдутся точно так же, как с Непоном. В первую очередь с тобой.

— Именно, — сказал Катон, сложив руки. — Мне не очень-то хочется это испытать. Так что о капитуляции речь не идет. Нам нечего предложить, кроме того, что серебряные слитки спрятаны в каком-то из обвалившихся тоннелей. Мы можем сказать это Искербелу, но он вряд ли нас отпустит, пока не проверит сказанное. В любом случае, нам приказано не допустить, чтобы бунтовщики заполучили серебро, любой ценой.

Они некоторое время смотрели друг на друга. Потом Макрон пожал плечами.

— Мы в заднице по-любому.

— Можно сказать и так. Я предпочитаю более возвышенное «Победа или смерть».

Макрон хлопнул себя руками по бедрам и расхохотался.

— Я всегда знал, что ты умеешь пользоваться языком почище лучших шлюх Субуры.

— Не слишком возвышенное сравнение, но я тебя тоже люблю, брат, — с улыбкой сказал Катон и тоже рассмеялся. Когда они насмеялись вдоволь, Катон сделал глубокий вдох.

— Вот этого мне очень не хватало.

— Да уж, давненько ты ничему не радовался. С тех пор как мы в Рим вернулись, это точно.

Макрон показал на один из стульев напротив Катона.

— Позволишь?

— Давай. Только избавь меня от лекций по поводу печали.

— Я не собирался лекцию читать. Просто хотел тебе сказать, что понимаю, какой большой потерей для тебя была смерть Юлии. Отличная была девушка. Красивая и сообразительная. Была бы отличной матерью и женой, такой, какую лишь можно…