– Если Эдуард прибудет сегодня.

Я планировал напасть на старую крепость, как только у меня появится такая возможность. Мне просто требовалось достаточно людей, чтобы предпринять восемь или девять атак одновременно.

Мы въехали в деревню, где и затаились, – четыреста человек, готовых к битве. Я предполагал, что датчане могли заметить наш маневр, потому настоял на том, чтобы все остались в седлах.

Разбуженные жители деревни принесли нам кислого эля, а отец Хэберт нервно предложил мне чашку меда.

Мед оказался на удивление хорош, и я велел подать его Этельфлэд и двум ее служанкам – единственным женщинам в нашем войске.

– Если датчане атакуют, – сказал я ей, – ты останешься здесь со своими телохранителями.

Она с сомнением посмотрела на меня, но в кои-то веки не спорила.

Все еще было темно. Единственными доносившимися до нас звуками были стук копыт беспокоившихся лошадей и позвякивание уздечек. Иногда кто-нибудь подавал голос, но большинство людей, ссутулившись, спали в седлах. Из отверстий в крышах поднимался дымок, сова печально ухала в лесах, и я почувствовал, как унылый озноб охватил мою душу. Я не мог стряхнуть с себя это уныние.

Я прикоснулся к молоту Тора и вознес молитву богам, чтобы те послали мне знак, но все, что я слышал, – это повторяющийся печальный крик совы.

Можно ли взять две крепости? Я боялся, что боги покинули меня, что, явившись на юг из Нортумбрии, я лишился их благосклонности. Что я сказал Альфреду? Что мы здесь для того, чтобы забавлять богов, но как богов могло позабавить мое предательство? Я вспомнил о разочаровании Рагнара, и воспоминание об этом пронзило мою душу. Вспомнил презрение Бриды, зная, что заслужил его. Тем утром, когда край неба позади меня посветлел, когда на нем появилась серая полоса, я чувствовал себя никчемным. Чувствовал себя так, будто у меня не осталось будущего, и ощущение это было таким сильным, что я почти впал в отчаяние.

Я повернулся в седле, ища глазами Пирлига. Валлийский священник оказался одним из немногих, кому я доверял всем сердцем, и мне был нужен его совет. Но не успел его окликнуть, как раздался предупреждающий крик:

– Приближаются всадники, господин!

Я оставил Финана и горстку людей в качестве наших единственных часовых. Они разместились на краю полей, на полпути между деревней и старым домом, и теперь Финан послал человека, чтобы тот предупредил меня о продвижении датчан.

– Они в лесу, господин, – сообщил мне этот часовой, – рядом с нашим лагерем.

– Сколько?

– Трудно сказать, господин, но, похоже, целое полчище.

Что могло означать двести или две тысячи, и благоразумие велело мне подождать, пока Финан не подсчитает точнее численность врага. Но я был в мрачном расположении духа, чувствовал свою обреченность и отчаянно нуждался в посланном богами знаке. Поэтому повернулся к Этельфлэд.