Мне не нужны были пленные, но я и не хотел убивать этих людей, по большей части юнцов. Многие наверняка сыновья арендаторов Беббанбурга или внуки людей, которых я знал в детстве. Если я одержу победу, они станут служить мне, станут моими арендаторами, даже моими воинами, но не успел я выкрикнуть ответ, как раздались удары в ворота.

— Гербрухт! — гаркнул я. — Вернись на боевую площадку!

— Да, господин!

— Гербрухт! Ты молодец!

Из-за Морских ворот донесся голос:

— Сжальтесь! Впустите нас!

Человек снова заколотил по воротам. Я подозревал, что это один из уцелевших воинов Этельхельма, из тех, что остались оборонять корабли и были перерезаны скоттами и норвежцами Эйнара. Мне, как и Финану, тоже было их жаль. Их привели на это неприветливое побережье и кинули в безжалостную битву против диких северян.

Было бы милосердно открыть ворота и впустить выживших, а некоторые саксы даже могли бы сражаться на моей стороне, но я не хотел рисковать. Морские ворота останутся закрытыми, а это значит, что воины Этельхельма окажутся в ловушке за стеной и погибнут, а те, что попали к нам в плен, останутся в крепости.

— Финан, — позвал я, — раздень пленных догола! А их оружие перебрось через стену!

Я бы предпочел выгнать пленных из крепости, но это обрекло бы их на смерть. Достаточно их раздеть и разоружить. Так они станут беззащитными.

Стук в ворота прекратился, и я услышал яростный рев, когда Гербрухт швырнул с крепостной стены камень. Человек выкрикивал проклятья на норвежском, а значит, теперь за Морскими воротами остались только люди Эйнара и скотты. И те, и другие — враги моего кузена.

— Хорошенько за ними присматривай! — крикнул я Гербрухту.

— Они не проникнут внутрь, господин! — отозвался он.

И я ему верил.

— Отец, — мой сын протолкнулся сквозь сгрудившихся у Верхних ворот воинов и прикоснулся к моей руке, — тебе лучше на это посмотреть.

Я последовал за ним через Верхние ворота и увидел, что в центре крепости формируется стена из щитов. Она начиналась у подножия высокого утеса, где стояла церковь и главный дом, и простиралась до самой крепостной стены, выходящей к морю. Над центром строя развевался флаг, мой флаг с волчьей головой, а под ним стоял мой кузен, наконец собравший свои силы. Его воины колотили мечами по щитам и топали ногами. У церкви формировалась стена из щитов поменьше, и обе стены находились выше нас.

— Сколько их? — спросил я.

— У нижней скалы — сто восемьдесят, — ответил сын, — и тридцать у церкви.

— Значит, силы почти равны.

— Хорошо, что ты не умеешь считать, — сказал мой сын, причем куда веселей, чем следовало бы, — а кроме того, эти ублюдки еще подходят, — он показал на большой отряд, влившийся в центр стены из щитов моего кузена — воины разошлись, чтобы дать место.