Фёдор Васильевич Ростопчин всегда открещивался от авторства идеи Московского пожара. Иногда, правда, намекал, что без него тут не обошлось, но чаще увиливал… Это удивляло, например, Пушкина: как можно отказываться от такого подвига? Споры о том, кто сжёг Москву, продолжаются до сих пор. Мне эти дискуссии кажутся странными. Что же ещё могло случиться с городом, преимущественно деревянным, из которого ушли население, пожарные и полиция, а пришли чернь и голодные мародёры? Как такой город мог не сгореть? У Московского пожара нет одного автора — их тысячи.

Вернувшись с Поклонной горы к себе, Ростопчин продолжил энергично распоряжаться. По его приказу были заперты все кабаки. Архиерею скомандовали выехать из города и увезти с собой чудотворные образы Богоматери: Казанскую и Иверскую. Опасались, что возбуждённый народ не позволит сделать последнее — возле икон даже выставлялись стихийные караулы. Но теперь людям стало не до Бога; изъятие икон прошло благополучно.

Ростопчин в страшной суматохе последнего дня успел сделать ещё одно важное дело. Скопив возле застав пятьсот реквизированных телег, он вывез из госпиталей на Волгу 25 000 больных и раненых. Нетранспортабельных пришлось оставить в Москве. Сколько их было — никто не знает. Граф называет цифру в две тысячи человек, французы — в десять тысяч. Истина, видимо, где-то посредине. Почти все эти несчастные погибли в огне…

Вечером Ростопчин получил от Кутузова просьбу срочно прислать в армию шанцевый инструмент. В Дорогомилово начали рыть окопы. Обрадованный генерал-губернатор направил туда десять телег с лопатами и заступами. Командовавший обозом офицер долго искал, кому передать инструмент, и все гнали его прочь. Кончилось тем, что из повозок выпрягли и украли лошадей. Команда вернулась в Москву пешком, бросив телеги вместе с лопатами.

Вскоре после этого Ростопчин получил ещё одно письмо от фельдмаршала. Тот сообщал, что военный совет принял решение сдать Москву, и требовал прислать к нему полицейских офицеров. Те должны были провести армию через город так, чтобы колонны не застряли в его тесных улицах.

Ростопчин выполнил и это распоряжение. В ночь с 1 на 2 сентября он собрал у себя секретное совещание, от которого не осталось никаких документов. На нём генерал-губернатор заявил, что хочет оставить в Москве для наблюдения и разведки шесть офицеров-добровольцев. Таких отыскалось лишь пять, шестого графу пришлось назначить. Эти смельчаки исправно выполняли свою задачу в дни оккупации. Все они дожили до изгнания французов и получили от государя щедрые награды…