– Капитан! – воскликнул Тристан, вставая, и опираясь дрожащими от волнения руками на плечи героя горца. – Капитан, что вы сказали? Какое слово только что произнесли – я не ослышался?
– Монсеньор, радость убивает… Монсеньор, поберегите себя!
– Чего же мне бояться? – продолжал Тристан. – Боль уже давно покинула меня, не оставив и следа, а радость только оживит старую, застоявшуюся кровь, что течет в моих жилах. Капитан, во имя Неба, скажите… Не бойтесь, капитан… Если мой сын жив, я тоже буду жить – лишь ради того, чтобы любить моего сына.
Услыхав голос Тристана, Варроз вздрогнул. Старый солдат чувствовал, как его обуревает вихрь беспорядочных мыслей и смутных надежд. Вены у него на висках вздулись, широкие ноздри затрепетали. Растерянным взглядом он силился пронизать полумрак, скрывавший черты этого человека: ведь пока что он различал только, что тот был высокого роста и сед. В полковнике пробуждались стародавние воспоминания, и он то принимал их – как чаяние, то гнал прочь – как наваждение.
Рауль, в свою очередь, переживал такое сильное и глубокое волнение, какого прежде никогда не испытывал, даже тогда, в доме на главной улице Сен-Клода, когда узнал, что Эглантина где-то совсем рядом.
И он недоумевал, откуда у него это стихийное беспокойство и почему так бешено колотится его сердце…
Ответ не заставил долго ждать.
– Говорите же, капитан! – продолжал Тристан. – Говорите скорей, ибо вы заронили в мое сердце надежду, живую и настолько безрассудную, что, если вы и дальше будете медлить, меня уже убьет не радость, а сомнение.
– Ну что ж, мужайтесь, монсеньор! – ответил Лакюзон. – Ибо все, что я обещал, исполню. Я говорил, что верну вам и ваше имя, и вашу семью… Итак, барон Тристан де Шан-д’Ивер, обнимите же скорей своего сына, ибо вот он – перед вами.
Он подтолкнул Рауля к старику, и тот, обливаясь слезами, в порыве невыразимой радости выговорил лишь одно короткое, но очень дорогое слово: «Отец!..»
Варроз больше не мог сдерживаться. Волнение и умиление переполняли его. Он прижал к своей вздымающейся груди отца с сыном, заключивших друг друга в объятия, и долго не отпускал, плача, как ребенок, и прерывисто, еле разборчиво шептал:
– Тристан… это я… твой друг… твой брат… твой старый Варроз… Ах, твой образ не изгладился в памяти моей!.. Я так любил тебя, Тристан… и не забывал… и так оплакивал твою смерть!.. И вот я снова вижу тебя… ты здесь, рядом со мной, в моих объятиях… И я обнимаю вас обоих… потому что я люблю твоего сына, Тристан… люблю, как тебя, и он этого достоин так же, как ты… Ты был прекрасен, предан и отважен… и он тоже прекрасен, отважен и предан… Ах, пусть же Господь теперь примет мою душу, когда захочет… я дожил до самого счастливого дня в своей жизни!..