Светлый фон

– Ну что ж, тогда можешь смело довериться мне уже сейчас, дорогое мое дитя. Потому что, клянусь, они оба обязательно скажут, что я твоя мать.

– А когда я увижу их снова?

– Скоро. Капитан Лакюзон обещал вернуться за нами и вызволить отсюда.

– Занчит, нам угрожает опасность?

– Нет, но ведь мы с тобой узницы.

– Игольной башни?

– Да.

– Так это вас называют белым призраком?

– Да, меня, ведь я бедная пленница, несчастная и отчаившаяся, потому что провела в заточении долгие-долгие годы, казавшиеся мне столетиями… но теперь я безмерно счастлива и забыла свое горестное прошлое. Потом ты узнаешь обо мне все-все. А сейчас давай говорить только о тебе… – скажи, как ты оказалась в замке Орла?

И Эглантина начала рассказывать обо всем, что мы поведали нашим читателям в предыдущих главах, а посему нам остается только прибавить, что рассказ девушки был выслушан с жадным вниманием и горячим интересом.

Так прошел остаток ночи – потом наконец занялся новый день.

Впервые в бледных отсветах зараждающейся зари мать смогла разглядеть пока еще незнакомые черты своей дочери. Конечно, за нескончаемо долгие часы мечтаний Бланш де Миребель нарисовала некий идеальный образ своего дитя и оделила дочь самыми чудными качествами, не забыв изящество и красоту. Однако куда легче почувствовать, чем выразить то, что творилось в душе матери, когда она смогла своими глазами увидеть, что ее идеал превзойден во сто крат и что явь оказалась много краше мечты.

Итак, минуло два дня.

Никакая опасность нашим узницам пока не угрожала. Прежде всего потому, что Антида де Монтегю не было в замке. Но даже останься он в здесь, пленницам меньше всего следовало бы опасаться, что ему вдруг вздумается нагрянуть в Игольную башню.

Он не переступал порог зловещей обители Бланш пятнадцать лет с лишним, а слуга, которому было поручено носить еду для женщины, делал это с такой же неохотой, как и в случае с Тристаном де Шан-д’Ивером, запертом в каменном мешке водосборника. Иначе говоря, нерадивый служка оставлял корзину со снедью на первой ступеньке лестницы и убирался восвояси, не удосуживаясь подняться чуть выше и обменяться с пленницей хоть словом.