Слухи, обескуражившие горцев, не замедлили дойти до ушей священника и капитана.

Маркиз отовсюду слышал одно и то же: «Преподобный погиб!..» И он тут же понял: если не положить конец этим сплетням, на воинов, разом превратившихся в слабых и трусливых зайцев, больше нечего рассчитывать.

Но как в этом беспросветом мраке было доказать, что он, Маркиз, цел и невредим благодаря своей красной мантии и сейчас ни пуля, ни кинжал не страшны ему. Воистину – странное положение для живого человека, не знающего, как доказать, что он жив!..

Напрасно Маркиз кричал: «Я здесь, с вами!» Его слова заглушал все нарастающий ропот горцев, твердивших одно и то же: «Красной мантии больше нет с нами!.. Бог оставил нас!..»

Напрасно и Лакюзон ходил от одного к другому, стараясь разубедить своих бойцов. Суеверный страх, поразивший горцев, сделал их глухими. Они уже не слышали голоса своего командира.

– Что же делать, господи, что делать? – спросил священника капитан.

– Есть только один выход, – живо отвечал тот, – показаться всем в красной мантии.

– Но как?

– Вели зажечь факелы и командуй «на штурм!». Я первым полезу на стену, и тогда, если будет угодно Богу, они все меня увидят.

– Верно, – отозвался Лакюзон, – но тогда и серые вас увидят.

– Не это сейчас важно!

– Вы станете отличной мишенью – на вас тут же обрушится град свинца!

– Неважно! – повторил Маркиз.

И с улыбкой прибавил:

– Ты же знаешь, в красной мантии я неуязвим!

Лакюзон, с тяжелым сердцем и недобрыми предчувствиями, тем не менее внял воле священника.

Он велел зажечь факелы, и, когда их пламя осветило алую мантию Маркиза и горцы, воспрянув духом, дружно закричали от радости, капитан скомандовал «на штурм!».

Воины-повстанцы, в чьих сердцах полное, холодное отчаяние сменилось неудержимым, горячим задором, ринулись к лестницам. Свщенник – первый, Лакюзон – следом за ним.

Из высоких окон замка и бойниц крепостной стены послышался ужасающий грохот.

– Гасить факелы! – крикнул Маркиз. – И вперед! За Лакюзона! За Лакюзона!..