Что же теперь станется с повстанческим движением горцев, которое вел за собой, словно добрый пастырь, преподобный Маркиз? Кем заменить его, если враг снова вторгнется на свободные земли Франш-Конте?..
Капитан задавал себе эти вопросы, а ответов на них, к своему глубочайшему сожалению, не находил… Он поник головой под бременем тяжкой ответственности, которая отныне целиком ложилась на него одного, потому что Варроз, как нам известно, был скорее исполнительной рукой, чем разумом, готовым дать нужный совет…
Внезапное появление во мраке человеческой фигуры вывело капитана из тяжелых раздумий, а Варроза из состояния горького отчаяния.
– Стой! Кто идет? – спросил Лакюзон, хватаясь за пистолеты.
– Это я, капитан, я, Гарба, – послышался в ответ голос ординарца.
– Нашел, что нужно?
– Да, капитан, даже больше того. Вы просили носилки, а я раздобыл телегу.
– Где?
– На илайской мельнице.
– Ты там никого не переполошил?
– Нет, капитан. Телега стояла под навесом… я умыкнул ее без лишнего шума. Завтра верну обратно.
– Где же ты ее оставил?
– На дороге, в двух шагах отсюда.
– Ладно…
Лакюзон и Гарба завернули тело священника в плащ и в сопровождении Варроза, все рыдавшего, как мальчишка, понесли к телеге, на которую его и возложили. Ординарец взялся за оглобли, а капитан с полковником встали по бокам телеги, и этот необычное траурное шествие двинулось в сторону Шан-Сарразена.
«За Мексской башней, – согласно господину Луи Жуссерандо, у которого мы позаимствовали этот отрывок, – в одном лье от Оржеле и чуть вверх по течению от Пильского моста, река Эн, несущая свои воды меж двух горных вершин, делает излучину, образуя на правом берегу полуостров. По очень древней легенде, в эпоху сарацинского вторжения, при Карле Мартелле[76], сарацины стояли там лагерем».
В легенду эту можно поверить хотя бы потому, что полуостров похож на настоящую крепость, огражденную со стороны долины остроконечными скалами, громоздящимися на отвесном горном склоне, что спускается прямо к реке. Даже сегодня там различимы руины старинных крепостных сооружений, отделявших полуостров от долины и защищавших подходы к ней с этой стороны. Как бы то ни было, местные крестьяне спокон веку называли это место
Шан-Сарразен издревле слыл проклятым местом в здешних горах. Оно и понятно: прошли века, а ни один человек так и не осмеливался ступить в его пределы, не говоря уже о том, чтобы проникнуть в глубь кустарниковых зарослей, которыми сплошь поросло это место. То, как поговаривали, было пристанище сатаны, место сбора всех злых духов и всех местных чудищ.