Так и было. Из кабины ужасного вида грузовика выскочила товарка Алеянц и, что-то на ходу объясняя ковыляющему рядом шоферу, направилась к беседке. Я тут же подоспел, и вместе с водителем мы переложили тело в кузов, куда запрыгнул и я, предоставив Аглае путешествовать с удобствами, в кабине. Во время погрузки женщина почти не разговаривала со мной, ограничившись парой-тройкой небрежно брошенных в мою сторону междометий. Я сразу обиделся было, но затем догадался, что весь этот спектакль рассчитан на шофера, дабы не позволить тому сконцентрировать свое внимание на такой незначительной персоне, как я. Съежившись от холода в углу кузова и завидуя температурной невосприимчивости мертвого Альберта, я приготовился к дальней дороге.

Судьба не всегда ставит нам палки в колеса, и удача золотой рыбкой нет-нет да и вынырнет из глубин удручающе-серого моря рутины, в котором мы все флегматично плещемся. Иногда везет даже в лотерее, хотя играть против государства – невиданная глупость.

Такая вот негаданная удача и улыбнулась нам на этот раз. Всю дорогу до города товарка Алеянц, как потом оказалось, ломала голову над почти неразрешимой проблемой, а именно: как уговорить мужа, сурового себялюбивого партийца, посодействовать нам в организации похорон моего умершего друга. Кроме того, ей нужно было придумать, кем меня ему представить, не рискуя навлечь на себя громы и молнии. Но, как я уже упомянул, провидение было милостиво к нам, и по нашему прибытию в город оказалось, что товарищ Алеянц три дня назад отбыл в столицу принимать участие в какой-то не то конференции, не то ассамблее. Он, должно быть, все еще не оставил надежды пойти на повышение по партийной линии и, оправившись от паранойи, вызванной неуклюжими действиями Альберта, вновь бросился на опасное покорение политического олимпа.

Эти его амбиции и связанное с ними отсутствие были нам очень на руку. Пользуясь своими связями жены номенклатурщика, Аглая без проблем уладила все необходимые формальности и договорилась о месте на кладбище. Ей даже удалось достать где-то синего бархата на обтяжку гроба, наспех сколоченного живущим в соседнем доме столяром. Синий гроб выглядел, конечно, не совсем обычно, но это было все же лучше, чем выставлять на обозрение горбыли, из которых, за неимением лучшего материала, упомянутый столяр соорудил стенки этого неуклюжего ящика. Впрочем, ни на чье обозрение мы Альбертову домовину выставлять не собирались.

Обошлись без морга, а посему выносить умершего предполагалось прямо из квартиры Аглаи, причем как можно быстрее. Ведомый чувством неловкости, я предложил было управиться поскорее и провести погребение ночью, но товарка Алеянц укоризненным тоном указала мне на мою неразумность: к несчастью, в городе мороз стоял более крепкий, чем в Николопетровке, земля уже успела промерзнуть и нуждалась в длительном отогревании кострами, а потому похоронить моего друга мы могли в лучшем случае через день, когда могила будет готова. Для мужа Аглая придумала сказку про неожиданно умершего бездомного родственника, которую Яков и Кира Прокловна должны были, в случае чего, подтвердить (перестраховываясь, она уговорила шофера заехать на обратном пути к приятелю Якова, где тот как раз гостил, и передать ему записку, в которой она слезно просила отца не откладывая приехать).