И, наконец, в-третьих… Вспомнив об Аглае, я вдруг почувствовал угрызения совести. Мне стало тошно от того, что я совершил. Ведь я, по сути, просто бежал от нее, бежал от того чувства, что зародилось было у нас и, помимо того, бросил на нее похороны моего несчастного друга, которыми она вынуждена будет теперь заниматься сама. Я знаю, что она справится, – ведь видел же я на том мистическом кладбище иного мира могилку с надписью «От друга Галактиона и меня»! Никто, кроме моей Товарки, не мог установить там той плиты… Но представляю, что она подумает, когда проснется и не обнаружит меня у гроба Альберта! Какой же свиньей я буду выглядеть в ее глазах! О, черт! Зачем я поступил так подло с единственной запавшей мне в душу женщиной? Почему судьба, лишив меня на мгновение рассудка, отняла ее у меня?
Я стремглав бросился назад, вверх по лестнице, но лишь для того, чтобы убедиться, что сделанного не исправить: дверь в проклятую квартиру была заперта, а это значило, что портал не функционирует. Звонить я не стал, так как вовсе не жаждал видеть заспанные лица Елизаветы Александровны и Альбертовой матери и слушать угрозы милицией.
На душе было скверно, но я не стал, словно девица, заламывать руки и убиваться, решив пройтись по улицам ночного города и без спешки обдумать сложившееся положение и возможные пути выхода из него. Да и что мне оставалось делать?
В сравнении с тридцатыми годами, у меня теперь было одно весомое преимущество – я жил здесь когда-то и отлично знал, что называется, все входы и выходы. Ряды разномастных ларьков, горы мусора и прочая атрибутика раннего постсоветского периода, как ни странно, радовала глаз, и я был уверен, что смогу что-нибудь придумать, если не поддамся панике.
Увлеченный своими мыслями, я только сейчас заметил, что портал на этот раз открылся не с «годичным тактом», а иначе, и тот факт, что я забыл в квартире мой старый полушубок, не играл никакой роли – здесь было лето. Теплый воздух, напоенный доносившимися со стороны маленького продуктового рынка запахами гнилых овощей и канализации, как нельзя лучше поведал мне об этом, и я настолько приободрился, что даже начал насвистывать что-то веселое, уверенный, что жизнь налаживается.
Пробродив до рассвета, я составил себе более или менее четкий план действий. Прежде чем отправиться к профессору Райхелю и потребовать у него ответа, я должен был побеспокоиться о формальной стороне дела. Разумеется, я отдавал себе отчет, что без документов, денег и какого-никакого официального положения в обществе я далеко не продвинусь, и уж во всяком случае не сумею поехать за границу, где окопался ненавистный оккультист. Потому, первым делом мне надлежало позаботиться именно об этом.