— …Ну вот, это и есть храм, посвященный Баштис — богини радости и веселья, — указала Дхари на сооружение, к которому они подходили по длинной тенистой аллее.

Храм Баштис определенно радовал глаз гораздо больше, чем храм двух богов-Проводников, впрочем, как и положено храму, посвященному богине радости. Был он не такой высокий, но зато со всех сторон его окружала зелень сада. Вдоль аллеи стояли раскидистые деревья, меж которых порхали какие-то мелкие голосистые птахи, а по обеим сторонам от нее за деревьями прятались два больших пруда, облицованных зеленоватым обтесанным камнем и почти сплошь заросших белыми и желтыми кувшинками. Сад время от времени пересекали заботливо посыпанные песком аккуратные тропинки, петлявшие между невысокими кустами. Вдобавок ко всему день уже клонился к вечеру, и вся зелень вокруг начала приобретать какой-то едва заметный золотистый оттенок.

— Красиво, прямо на сердце легче становится…, — думал Турн, шагая по похрустывающему под сапогами песку к входу в храм.

— Послушай, — обратился он к девушке, — ты так и не сказала, что значит «Аах».

— Ну, Аах — это человек, через которого богиня может напрямую общаться с другими людьми, — ответила та.

— То есть Аах это как эретликош?

— Нет, эретликош сначала слушает богов, а потом рассказывает другим о том, что услышал, — сказала Дхари, — а в Аах соответствующий бог или богиня могут поселяться целиком.

— Это как это?! — немного ошалел от такой новости ярл.

— Ну, чаще всего, Баштис как бы занимает часть моего тела и что-то говорит моими устами, — отбирая у расшалившегося Читтаха локон волос ответила девушка, — А я в это время как бы стою чуть в стороне и наблюдаю. Но иногда она занимает мое тело целиком, и тогда я как будто засыпаю на время, а то, что происходило, помню как смутный сон.

— Чудно… — только и вымолвил Турн.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Дхари, когда они миновали два высоких четырехгранных обелиска, и подошли к дверям храма, — Зайдешь внутрь?

— А можно?

— Можно. Пойдем! — и она толкнула входную дверь.

Внутри храм Баштис оказался гораздо просторнее, по сравнению с храмом Эннубиаша и Ваппуатха. Широченный зал с двумя рядами круглых колонн мог легко вместить множество народа, которое наверняка приходило сюда по празднествам, чтобы поклониться богине радости. Яркие мозаики и фрески с насыщенными цветами, среди которых преобладали золотой, голубой и зеленый, изображали именно такие поклонения людей, на которые благосклонно взирала богиня в сопровождении маушов. Сам зал был буквально залит золотыми лучами заходящего солнца, что делало зрелище еще более великолепным.