– Невозможно, – сказал Мельников с натянутой улыбкой. – Мы люди военные, я не могу сказать: мне к заместителю председателя комитета по срочному делу. Это даже не с ручной гранатой на танк. – Он повернулся к Любимцеву: – С рогатиной. Храбрых дураков, конечно, много, но мне не хотелось бы оказаться среди них.

– Здесь от вашей храбрости толку не будет. – Любимцев побарабанил пальцами по дощатому столу, накрытому затертой бледно-зеленой клеенкой в крупную клеточку. – Ваш генерал первый сообщит в обком, а что там сделают, объяснять не буду. Вы где на партучете стоите?

– Здесь, конечно, – кивнул Мельников.

– Вот и генерал ваш тоже помнит, где состоит, и службу не хуже понимает, чтоб на обком такую телегу выкатить. Замочалят, попомните мое слово. Прикрыть от генерала вас может только Москва. Надо лететь. – Любимцев почувствовал, что ему становится жарко, и скинул пиджак. – Хватит топить, – сказал он, заметив, что Перелыгин опять собрался подбросить в печь поленьев. – Жара, как прошлым летом в Коктебеле.

– Пар костей не ломит. – Перелыгин прикрыл дверцу поленом, бросив его рядом с печью. – Кстати… – Он подошел и остановился около стола. – Время подготовить поездку есть. До Нового года обогащать руду не начнут – профилактика на фабрике в январе, к ней и приурочат, но главное… – Он бросил интригующий взгляд сначала на Мельникова, потом – на Любимцева. – Сороковое посылает Рощина в Москву, в Мингео, и меня вместе с ним. Последняя попытка.

– Почему молчал? – ворчливо пробурчал Любимцев, глядя в стол.

– А что это меняет? – деловито заметил Перелыгин. – Руду обратно не увезешь. Пусть Сороковов еще раз попробует закрутить роман с Мингео. В конце концов, это его шанс. Мы же не с ним воюем. – Карие глаза Перелыгина хитро сверкнули. – Нам за державу обидно.

Любимцев с Мельниковым одновременно с долгим интересом посмотрели на Перелыгина. Он даже растерялся, забыв, какой глаз у Любимцева косит, из-за чего всегда трудно понять, каким именно глазом он смотрит на тебя в данную секунду.

«А ты, парень, растешь, – подумал Любимцев, – матереешь, тебе палец в рот не клади».

– Ну что, – встретившись взглядом с Мельниковым, весело сказал он, – даем добро приступить к выполнению задания?

– В сундучке под нарами есть спирт, – сообщил Перелыгин, придав лицу легкомысленное выражение. – Не освежить ли нам души, утомленные заботами?

Любимцев кивнул, улыбнувшись. «Растет, определенно растет», – подумал он.

– Подождите. – Мельников поднялся из-за стола и вышел. Через минуту вернулся с бутылкой армянского коньяка и металлической коробкой из-под печенья. Он открыл коробку. В ней аккуратно завернутые в пергамент лежали бутерброды.