Подъехав, Карл спрыгнул с лошади, чтобы поближе посмотреть на конец битвы. Но, ступив на землю, он вынужден был придержаться за седло – земля уходила у него из-под ног. Карлу непреодолимо хотелось спать.
– Брат! Брат! – воскликнула Маргарита. – Что с вами?
– У меня такое же ощущение, какое, вероятно, было у Порции, когда она проглотила горящие уголья; во мне все горит, и мне кажется, что я дышу пламенем.
Карл дыхнул и, видимо, был удивлен, что из его губ не вырвался огонь.
В это время сокола взяли, снова накрыли клобучком, и все обступили короля.
– Ну что? Ну что? Зачем вы собрались? Клянусь Христовым телом, ничего нет! Просто солнце нажгло мне голову и опалило глаза. Едем, едем, господа! На охоту! Вон целая стая чирков! Пускай всех! Пускай всех! Уж и потешимся!
Сразу расклобучили и пустили шесть соколов, которые и устремились прямо на чирков, а вся охота во главе с королем подошла к берегу реки.
– Что скажете, мадам? – спросил Генрих Маргариту.
– Время удобное; если король не обернется, мы свободно проедем в лес.
Генрих подозвал сокольника, который нес цаплю; и в то время как раззолоченная шумная лавина катилась вдоль крутого берега, где теперь устроена терраса, король Наваррский остался позади, делая вид, что разглядывает добытую птицу.
Часть шестая
Часть шестая
I. Павильон Франциска I
I. Павильон Франциска I
Как прекрасна была королевская охота с ловчими птицами, когда сами короли казались чуть не полубогами, когда охота их являлась не простой забавой, а искусством! И все же нам придется расстаться с этим великолепным зрелищем и войти в ту часть леса, куда к нам соберутся все актеры сейчас разыгранного действа.
Вправо от дороги Фиалок идет длинный арочный свод из густо разросшейся листвы деревьев, образуя мшистый приют, где среди зарослей вереска и лаванды пугливый заяц то и дело настораживает уши, где вольная лань, поднимая голову, отягощенную рогами, прислушивается и, раздувая ноздри, нюхает воздух; в этом приюте есть полянка, расположенная так удачно, что с нее видна дорога, но сама она с дороги не заметна.
Среди полянки двое мужчин лежали на траве, подостлав под себя дорожные плащи, положив рядом свои шпаги и два мушкетона с раструбом на конце дула, тогда носившие название «пуатриналь». Издали эти мужчины, одетые в изящные костюмы, напоминали веселых рассказчиков «Декамерона», вблизи же грозное вооружение придавало им сходство с теми разбойниками, каких сто лет спустя Сальватор Роза зарисовывал с натуры и помещал в свои картины.
Один из них сидел, подперев голову рукой, а руку коленом, и прислушивался, подобно зайцу или лани, о которых мы сейчас упоминали.