— Какого пса тогда будишь меня? — сердито спросил Осташа.

— Слышь, Осташка, дозволь я ночью домой сбегаю, а? — попросил Никешка. — Рядом же Кумыш-то… Маманю с тятей повидаю, а то они извелись небось… Боятся, что сгибну я на сплаве.

Осташа внимательно оглядел Никешку.

— Ты не думай чего! — горячо зашептал Никешка. — Я не сбегну, я вернусь! Я же говорил тебе, что до конца с тобой буду!

— Ну… сходи, — растерянно согласился Осташа.

— Я еще до рассвета ворочусь! — пообещал Никешка и задом принялся выползать из берлоги.

Осташа улегся обратно, закутался, но сон пропал. Осташа дышал на озябшие пальцы и слушал негромкие пересуды бурлаков.

— Эй, подгубщик, а тебе на боковую не пора? — насмешливо спрашивал кто-то. — Дарья-то на тебя третий день поглядывает, а бочок у нее те-опленький…

— Разве я наушник? — услышал Осташа усталый голос Корнилы. — Говорите при мне… Я не донесу. И так про вас все ясно…

— Чего тебе ясно?

— Да чего… Сбежать хотите со сплава. Так?

— Догадливый… А что делать нам, скажи? Страшно.

— А чего все прочие делают? Дальше плывут. Не заплатил бы вам сплавщик денежки сполна, так ведь не столь бы хотелось деру давать…

— Ну, верно. Искушенье, понятно.

— А от кого искушенье бывает — не помнишь?

— А ты к нам беса не приваживай, — обиженно сказали Корниле. — Тут и без того нечисто.

— Темный он, сплавщик твой. Темный.

Осташа по голосам не различал, кто говорил: у всех бурлаков голоса казались одинаковыми. Только Корнила узнавался — да и то лишь потому, что возражал.

— Нам ведь Поздей-то много успел растрясти… Говорил, что у нашего сплавщика батя пугачевскую казну украл…

— И что, наш сплавщик тем золотом с головы до пят усыпан? За те же копейки шею гнет. А Поздею с чего вера-то?