— Смотрите!.. Смотрите, барышня, что за собачьи морды! — тараторила, высунувшись из окна, Таннекен. — Клянусь спасением души, я не видывала противнее!..

Гена сидела как окаменевшая. До этого дня она слышала столько рассказов о грабежах, резне и насилиях, сопровождавших повсюду походы испанских войск, что и теперь ей чудились крики и стоны вместо приветливых возгласов матери. Гена не вышла и к обеду, которым Гортензиусы угощали постояльцев. Она забилась в дальний угол спальни и сидела, боясь шелохнуться. Ни уговоры отца, ни увещания брата, ни приказания матери не заставили ее выйти к пировавшим испанцам.

— Я боюсь их… — шептала она, дрожа, как в лихорадке — у них недоброе на уме. Слышите, как мяучит Тирль?..

Только старый кот Тирль и Гена не доверяли пришельцам. Кот, испуганно взъерошив шерсть, поминутно отскакивал и фыркал, слыша тяжелые шаги, звон шпор и грохот копыт… Вскоре Тирля нашли полуживым в петле, на перилах лестницы, ведшей на чердак. Закрыв лицо руками, Гена шептала, как обезумевшая:

— Это они… Это они задушили бедное животное…

— Полноте, барышня, — успокаивала ее Таннекен, успевшая забыть свое первое впечатление о пришельцах. — Тирль очухался, не плачьте. Ваш брат вовремя вынул его из петли. Смотрите, кот облизывает себе лапы. А что касается испанцев, то, если бы они все были такие же бравые и нарядные, право не стоило бы их так ненавидеть. Весь город сегодня угощает их. Вино льется рекой. Молоденькие барышни вроде вас сами прислуживают за столом. А вы сидите, как в тюрьме!..

Гена молчала, не отрывая рук от лица.

«Что случилось?» — думала Гена. Откуда налетел весь этот ужас?.. Куда девался мирный покой их маленького тихого Нардена?.. Как чудесны бывали эти зимние месяцы прежде… Днем, в лучах красного от мороза солнца, как радостно было нестись в санях мимо белых, сверкающих сугробов или, надев коньки на высокие меховые сапожки, бегать по синему прозрачному льду наперегонки с хохотушкой Таннекен.

Щеки Таннекен румянились от холода. И толстый увалень Мартин, любивший сладко поесть, смешно умолял ее спрятать лицо под платок, чтобы он «не спутал ее щек с яблоками»… Приближалось время Святок. Из года в год любимый праздник они проводили в Гарлеме, у Бруммелей, или семья тети Бруммель сама приезжала к ним в Нарден. Вот когда действительно бывало радостно жить! Дядя, маэстро, всякий раз сочинял новые святочные песни. Двоюродные сестры Эльфрида и Ирма, обе такие разные, и ласковая тетя Бруммель вносили в дом особый уют и оживление. Гена знала даже семейную тайну: Мартин влюбился в старшую Бруммель. А Эльфрида, не замечая того, все уши прожужжала бедняге о своем женихе, милом, добром юноше Кюрее, тоже из Гарлема. Мартина спасло его благодушие и природная вялость — он готов был примириться с неудачей и стать «рыцарем» младшей Бруммель, Ирмы. Но та частенько отпугивала его своими мальчишескими выходками…