— «Finis coronat opus…»[63] — говорил, как всегда, Мальдегейм. — А я не вижу до сих пор конца в моем процессе… Они просто забыли про меня в этом каменном мешке.

— Радуйся, что ты не один, — ворчал ему в ответ Керке, — а то разговаривал бы с мокрицами.

— Друг и брат мой по общей участи, я рад, я счастлив, что имею возможность упражнять столь великий дар, ниспосланный природой человеку, как речь… Но я все же должен признать, что тебя приговорили к пожизненному заключению, я же остался… как бы это сказать точнее… вне системы… Меня, повторяю, забыли.

— Ну и хорошо, что забыли, а то вздернули бы на веревку!

В конце октября к ним втолкнули еще одного арестанта — «подозрительного» бродячего торговца, у которого среди мелкого разносного товара нашли какие-то будто шифрованные бумаги. Время было тревожнее, с арестантом не стали возиться и отложили допрос на неопределенное время.

Новый заключенный не мог подняться: тело его было избито.

На другой день заключенный проснулся, услышав, что вошел тюремный сторож. Камера осветилась фонарем. Арестованный увидел своих соседей: седого старика и рябого человека с клеймом на лбу.

Сторож подошел к новому заключенному и ткнул его ногой.

— Помер, что ли?.. — буркнул он под нос и, звеня ключами, вышел.

Дверь снова завизжала, засов задвинулся. Заключенный лежал неподвижно. Он обдумывал свое положение. Товарищи по камере были ненадежны: чем могли помочь ему дряхлый старик и клейменый преступник?.. Мало надежды и на мрачного сторожа. Как выйти из этой каменной ямы со щелью вместо окна, на высоте трех человеческих ростов?..

— О невежды! — бормотал между тем старик. — Они сочли мои искания истины за колдовство!

Рябой громко чавкал.

— А ведь все же колдовал? — посмеивался он. — Скажи хоть мне-то. А?.. Колдовал? Признавайся, уже все равно теперь.

— Невежды! — бормотал свое Корнелиус. — Ученика великого Парацельса[64] они лишили возможности добывать свет истины! Они забили себе головы сухими догмами, а всякое искание истины считают ересью и заблуждением. Ересь?.. Истина — ересь! Свет знания — ересь! Хотя бы клочок бумаги, перо и немного больше света… Я мог бы оставить человечеству свои выводы — результат многих лет упорного труда. Я много думал насчет некоторых утверждений Ибн-Сины[65]и мог бы опровергнуть их на опыте, ибо опыт есть лучший учитель, как говорили философы древности. Но какие опыты я могу делать здесь?

Керке неожиданно вскочил:

— Клянусь дьяволом, они забыли дать нам есть!

— «Vita brevis, ars longa est»[66].

— А ну тебя с твоим собачьим языком!.. Жрать хочется! — Рябой подполз к низкой окованной двери и ударил в нее кулаком. — Эй, чертовы монахи, пора жрать!..