В своем испуге Автомедон сильно преувеличил число сражающихся и испытанной им опасности. Он не признал гладиаторов, ум его был крайне смущен, и трибун с самого начала увидел, что он в состоянии будет дать своему господину только подобно этим несвязные показания.

– Я очень доволен, что с лошадьми не случилось ничего худого, – добродушным тоном сказал Плацид. – Ну, иди, поужинай и выпей чарку вина. Я сейчас снова пошлю за тобой.

Приятно удивленный Автомедон перед уходом поднял глаза на своего господина. Он заметил, что хотя его лицо было ужасно бледно, но оно хранило то твердое и решительное выражение, которое так хорошо знали все его слуги.

В самом деле, ему теперь необходимо было полное присутствие духа, которым он гордился, так как его чуткое ухо услышало шум и знакомое бряцание оружия. Кровь отхлынула от его сердца, когда он подумал, что, может быть, отряд цезаревой стражи в это время уже на его дворе. С огромным облегчением вздохнул он, увидев вместо султана центуриона голову великана Руфа, сопровождаемого его товарищами, которые почтительно и даже как-то недоверчиво входили в наружную залу.

Трибун умел моментально входить в нужную ему роль, и никто не мог поспорить с ним в этом искусстве. Впрочем, в данном случае он и в самом деле встречал их с сердечной радостью, так как посетители были желанными гостями, более даже, чем думали они сами.

– Привет вам, Руф, Люторий и Евмолп! – радостно воскликнул он. – Привет всем вам, храбрые гладиаторы и славные собутыльники! Это твои широкие плечи, старый Гирпин, вижу я там, позади? Славно! И Гиппий здесь, царь арены! Ну, милости просим! Стол накрыт, и хиосское вино вот тут меж цветов. Еще раз каждому из вас сердечный привет!

Гладиаторы, все еще несколько ошеломленные непривычным великолепием, бившим в глаза со всех сторон, отвечали своему амфитриону с меньшей, чем всегда, развязностью. Руф кивнул головой Люторию, чтобы тот ответил покрасноречивее, но галл, по своей необычайной скромности, в свою очередь сделал знак Евмолпу из Равенны, бойцу со сросшимися бровями, кривыми ногами, страшными мускулами и толстым хмурым лицом. Силач с беспокойством поглядел вокруг себя, по-видимому желая стушеваться, но, к его великому удовольствию, Гиппий вышел из рядов своих сотоварищей, привлекая к себе общее внимание. Евмолп тотчас же воспользовался моментом и проскользнул назад, за толпу.

Плацид ударил в ладоши, следуя азиатской моде, усвоенной самыми утонченными римлянами, и два или три раба явились на его зов. Гладиаторы, казалось, были поражены пышными одеяниями и красотой этих слуг.