Первое, что надлежит сделать, — это узнать, можно ли найти в Абиссинии доски для обшивки корпуса. Я рассчитываю, что на лесопильном заводе, принадлежащем мсье Эвалле, расположенном в ста двадцати километрах от АддисАбебы, на склоне горы Джам-Джам, мне удастся приобрести нужные мне восьмиметровые доски.

В путешествие я беру с собой Габре. Этот славный парень на седьмом небе от счастья: скоро он вновь увидит свою родину. Без него мне там не обойтись, ведь придется изъясняться на местных наречиях, а он владеет абиссинским, языками оромо (на нем говорят галла) и гураге.

У перрона на джибутийском вокзале стоит небольшой поезд, окруженный шумной толпой туземцев. Он смахивает на толстую гусеницу, пожираемую муравьями.

Габре, который никогда не путешествовал иначе, как на своих двоих, с тревогой ждет, что будет дальше, и сидит на скамейке в отведенном для туземцев вагоне, застыв в сосредоточенной неподвижности.

Тут и пастухи из племени исса со смазанными салом волосами, не расстающиеся со своими пиками и небольшими кожаными щитами, и сомалийцы в белых одеяниях, и женщины с детьми на спине, держащие на руках козу или большие сосуды, наполненные кислым молоком, которое проливается на соседей.

Наконец поезд трогается с места и ползет среди пустыни, заваленной черными камнями, медленно поднимаясь к абиссинскому плоскогорью.

Унылая страна, где нещадное солнце делает землю бесплодной, с лысыми холмами, состоящими из риолита, окисей металла, окрашенными в странные цвета, красные или желтые, с пятнами зеленой, как бы из окиси меди, почвы.

И эта картина остается неизменной на протяжении трехсот пятнадцати километров.

Спускаются сумерки, воздух становится прохладным. Поезд по-прежнему ползет наверх, ведомый двумя задыхающимися локомотивами, и незадолго до наступления темноты прибывает в Дыре-Дауа. Он вновь отправится в путь только на следующий день.

Я ужинаю в отеле «Бодолакос», когда появляется Габре вместе с Маконеном, которого он встретил здесь в деревне. Они познакомились в Дубабе, в ту пору, когда Маконен ждал там моего приезда у шейха Иссы[65].

Я выхожу на террасу, так как Маконен не осмеливается войти в этот зал, где сидят одни «каваджи». Он осыпает поцелуями мои руки, и его лицо светится радостью.

Он хочет ехать со мной, и у меня не хватает духа сказать ему «нет». В самом деле, я сохранил искреннюю симпатию к этому человеку с глазами дикаря, и с удовольствием беру его с собой.

* * *

Еще два дня езды в этом плетущемся черепашьим шагом поезде, и мы высаживаемся в Аддисе.

В городе еще ощущается то беспокойство, которое оставляет после себя гражданская война. Революция, опрокинувшая Лиджа Яссу и поставившая на трон Таффари, окончилась совсем недавно. На большом фикусе, растущем на площади Св. Георгия, болтаются повешенные. Казнь состоялась два дня назад. Согласно закону, они должны провисеть еще один день. Народ должен увидеть плоды совершившегося правосудия, надо, чтобы осужденные максимально послужили в назидание другим.