— Айкын… — сухо добавил Сергей.

— Что Айкын? — не понял Костя.

— Айкын тоже сгорела. Агафон сухостой поджёг. Мы с Улей видели, с перевала. Как она на коне ехала в долине. А её пал накрыл. Кто, как не Агафон, мог в ущелье пожар устроить?

— Вон как! Видишь, сколько на Агафоне смертей висит. И всё это могут на Ивана свалить. Тогда каторга пожизненная. Драгоценности кровью человеческой омытые. Загбой крест узнал, докажет. Да и пластины золотые, наверное, тоже. Через людские души отлиты…

— Так что теперь?

— Теперь? — Костя прищурил глаза. — Всё от Пелагии зависит.

— А она-то здесь при чём?!

— Она — главный свидетель и защитник. Признается, что у ней с Агафоном связь была, — защитит Ивана. Нет — закуют в кандалы.

— Да уж! Вот это дела…

— Что дела? Как ты думаешь, признается Пелагия или нет?

— Не знаю… — задумчиво ответил Сергей. — Какая женщина на себя такой позор примет? Надо как-то с ней поговорить, сначала подготовить, а уж потом…

— А никто не просит сразу. Время есть — завтра, послезавтра. Пока следствие идёт. Тем более, что она выехала из тайги навсегда?

— Вроде как… Только вот, пока не знает, жить где. Хочет к Набоковой, Елене Николаевне. Она у них раньше гувернанткой была. Потом почему-то на прииск ушла.

— Это её Набоков отправил. Сам!

— За что?

— Есть предположение, что он с ней сожительствовал. А потом… от греха подальше.

— Во как! Хорош хозяин прииска.

— Это что! Это только одна сторона медали. Есть нечто другое, более страшное.

— Даже так? И что же?

Костя внимательно посмотрел на друга, предложил присесть: