«Должно быть, он уже в камере, — представилось Токареву. — Очухался, сидит на шконке, зажав голову руками. Страшно представить, о чем он думает! Раздавленный человек, будто на самой вершине тонкой, как игла, высокой скалы. В полном, вечном одиночестве. Зияющая бездонная пропасть вокруг. Черная глубина отчаяния и горя. Никто не придет на помощь. Он проклят родными, которых любил, родными тех, кто пострадал от него. Вся дальнейшая жизнь — сплошной вой отчаяния и скрежет зубов. И ничего нельзя изменить! Самое страшное, что ничего нельзя изменить. Поздно сожалеть о выбранном когда-то легком пути наживы. Впереди ад, который будет кипеть снаружи и внутри. А ведь все могло быть иначе! Что бы он ни сделал, его все равно мучительно жаль. Единственное, что может спасти несчастного, — смерть, ледяное забвение. Или все-таки и у него есть надежда? Должна быть, не смотря на все горе, что он принес людям. Все равно обязательно должна быть надежда! Иначе нельзя жить — тупик. Дурацкий Свекольников со своими проповедями!»

Дверь кабинета тихо отворилась, вошел Шаров.

— Ты здесь? — удивился он. — Мне Кривицкий сказал, а я не поверил. Чего домой-то не едешь?

— Сейчас поеду. Решил кофе попить, совсем в горле пересохло.

— Да, ночка выдалась! Мне рассказали, как тебя чуть не покусал наш задержанный.

— Сам виноват, бдительность потерял, — Токарев решительно поднялся. — Пойду.

— Николай Иванович, а откуда ты вдруг столько денег достал? — в темноте вопрос Шарова прозвучал двусмысленно.

«Выкрутил из Вадима Сысоева по ходу расследования кражи колес, — подумал Николай Иванович. — Сами просили ускорить, усилить, проявить выдумку». Пакет, содержащий двести шестьдесят тысяч рублей красными купюрами, с момента появления в бардачке «шестерки» следователя стал причиной тягостных размышлений. Как будто он совершил пакость, но до конца не уверен — может быть, это не он совершил или это не пакость вовсе. До самого момента использования денег в допросе Баженова он и не прикасался к пакету.

— Вы же мне премию выписали! — с иронией ответил Токарев.

— Пять тысяч?

— Так я разменял.

Повисла пауза. Видимо, Иван Иванович не нашел подходящей встречной шутки или не посчитал нужным дальше выспрашивать.

— Ну и ладно. Домой? Правильно. Спасибо тебе, Николай Иванович, за работу. Буду ходатайствовать о представлении тебя к награде, когда дело закончим.

— Хорошо бы.

— Однако не забудь, за вашей группой числится нераскрытое ножевое. Кто занимается?

— Теперь Зайцев.

— Хорошо. Поезжай. А пока награда ищет своего героя, объявляю тебе завтра выходной. Выспись, отдохни. Так что теперь до понедельника.