Они пристроили ребенка между рук Гертруды.

Я заметил, что его глаза, уже затронутые разложением, казались пустыми пузырьками. Из них вытекала красноватая жидкость.

Я услышал, как один рабочий шепнул товарищу:

— Эй, глянь сюда! Это же создающая чудовищ!

Немного удивившись, я пробормотал:

— Смотри-ка, вот, значит, в чем дело!

Молотки продолжали выстукивать дьявольский танец марионеток.

Из семи бутылок арманьяка опустели уже шесть!

На улице по-прежнему лил дождь. За окном сгустилась темнота. Стекла оставались прозрачными, их хорошо протерли воском.

Какие замечательные парни — веселые, разговорчивые…

Один из них сложил песенку, соответствующую обстановке, и мы принялись горланить ее хором:

— Чтобы не заснуть, — сказал я, — нам нужно пить кофе, пока он горячий…

Отличный кофе, поставленный на прикрученное пламя примуса. Замечательный горячий кофе, приготовленный Гертрудой. Он всегда ждет меня на столе, когда я возвращаюсь из школы в четыре часа.

Я узнаю вкус этого кофе. Такой кофе может приготовить только Гертруда. Я растроган.

Кухня убрана, вся утварь расставлена по полкам.

Мы откупорили седьмую бутылку.

— Я вас принял за большое черное насекомое, — смущенно сообщил я.

Они вежливо успокоили меня, посоветовав не расстраиваться из-за подобной ерунды.

— Встречаются, — сказал один из них, — весьма достойные насекомые…

Дождь снаружи продолжает упорно стучать по крыше. Он стучит, словно пальцы ребенка.