Лейнасару начинало казаться, что на его долю выпал крупный выигрыш и красивой жизни не будет конца. У него даже появилось какое-то барское самодовольство. Он начал с презрением относиться к тем, кто гонялся за кронами и эре.

Но не зря оставил он в комитете свой адрес. Как-то в середине июля Лейнасар поздно вечером возвращался домой. Наконец ему удалось уговорить белокурую скрипачку из кафе зайти к нему посидеть и поболтать о жизни. Уцепившись за руку Лейнасара, она без умолку щебетала.

По лестнице навстречу парочке спускался какой-то толстяк. Лейнасар отступил в сторону, чтобы пропустить его. Но толстяк остановился, приподняв шляпу.

— Добрый вечер, господин Лейнасар, — проговорил он по-латышски.

— Вечер добрый.

— Я уже несколько часов жду вас.

— Могли не ждать.

— Я пастор Свикис. Мне обязательно нужно поговорить с вами.

Лейнасар и так видел, кто перед ним.

— Тогда завтра приходите.

— А сейчас никак нельзя? Самим господом богом заведено…

— Разве вы не видите, что я занят?

Свикис уступил, обещав явиться утром, ровно в десять. Но тут Лейнасар увидел, что остался один. Скрипачка, испугавшись Свикиса, исчезла. Излив на пастора поток проклятий, Лейнасар поднялся к себе и один распил бутылку вина, предназначавшуюся на двоих.

Утром, ровно в десять, явился Свикис. Лейнасар со злорадством думал, что Свикис пришел за пожертвованиями. С каким удовольствием он спустит этого крохобора с лестницы.

Но Лейнасару не пришлось испытать этого удовольствия. Свикис заговорил о другом: он слышал о героизме Лейнасара. Он вправе говорить от имени многих лютеранских пасторов, и шведских, и латышских. У каждого священнослужителя сердце обливается кровью при мысли о том, в каком положении очутились лютеранская церковь и все верующие Латвии. Если б нашелся смельчак, который не побоялся бы съездить туда и собрать сведения о положении церкви в Латвии, то слуги божьи не поскупились бы. Он, Свикис, считает, что сумма в десять тысяч крон не была бы чересчур большой наградой.

Лейнасар слушал и молчал. Он еще не уяснил себе, кто перед ним. Видимо, Свикис почувствовал сомнения Лейнасара и, все еще улыбаясь, предложил сейчас же поехать с ним, чтобы поговорить конкретно с человеком, которого якобы очень интересует этот вопрос.

Лейнасар согласился.

Лейнасар удивился еще больше, когда машина остановилась у того самого дома, где он встречался с доцентом Зандбергом и доктором Гофом. Когда Свикис учтиво постучался в дверь уже знакомого кабинета, Лейнасар решил, что сейчас снова окажется лицом к лицу с одним из них. Но он ошибся. За письменным столом сидел типичный сухощавый швед. «Лет сорока пяти», — подумал Лейнасар. Он окончательно растерялся, когда швед, встав, заговорил по-латышски, с едва заметным немецким акцентом.