— А лодка?

— Ушла назад. Хорошо, что у вас мол ночью не освещается.

— Когда все лодки дома, свет гасят. Электричество экономят. Только недавно провели.

— Рыбакам тоже?

— И рыбакам. У большинства уже есть. Нам обещали через неделю. Пока у нас только полуколхоз, рыболовецким кооперативным обществом называется. Его на третий день, как немцев прогнали, создавать начали. Разрушенный завод восстановили и еще крыло пристроили. Есть план улова, его делят между бригадами, а в бригаде — между лодками. Все так связаны друг с другом, что никуда не ускользнешь.

— Найдется, куда ускользнуть. Мы позаботимся об этом.

— Вы?

— Для этого я и прибыл. Вернем жизнь на старую колею.

— Навряд ли. Вон глянь, что в газетах о Нюрнбергском процессе пишут. Каких больших людей перевешать хотят.

— Глупости. Теперь большие люди не в Нюрнберге.

— Может быть, может быть… А у нас все как шальные за красными побежали. Даже Лайма…

— Ничего. Меня послали Америка, Англия, Швеция — большой мир. Скоро ты опять в большую трубу затрубишь.

— Да что обо мне говорить. Я-то охотно к старому воротился бы. Но другие…

— Многие так, как ты, думают?

— Мало. Те, что побогаче, с немцами удрали. Один Буллис остался. А другие сами хозяевами себя почувствовали.

— Ничего, люди за ум возьмутся. Ну как, устроишь меня?

— Как-нибудь устрою.

2

Только после того как старый Лейнасар вместе с сыном вынес из крапивы возле колодца обе сумки, втащил на сеновал и спрятал в сене, он понял, что произошло. Сын решил сказать отцу, что произошло. Сын решил сказать отцу, что в одной из сумок рация. Пускай осторожнее поднимется к нему по приставной лестнице.

Решили, что Ансису лучше всего устроиться на сеновале, в свежем сене. Снаружи туда не залезть — верхний люк заложен. На сеновал попасть можно только изнутри. Лестница убирается. За войну обитателей в хлеву стало меньше. Остались корова, три овцы да поросенок. Когда Лайма ушла работать на завод, они договорились со старушкой соседкой, и та присматривает за скотиной. Полуслепая и полуглухая старуха ничего не заметит. От Лаймы, по возможности, попытаются скрыть, очень доверять ей не следует. Новым воздухом отравилась. А если она все-таки разнюхает что-нибудь, то скажут ей, что брат удрал из лагеря для легионеров и что об этом надо молчать, пока он сам о себе не заявит куда следует и все уладится. Неужто не уговорят? Девушка она добрая, да и брата так давно не видала.