«Слуга»… Но Давид никогда в жизни не встречал человека с большим чувством достоинства и гордости, что отражалось в каждом его жесте, в каждом взгляде, и каждое слово, произнесенное им, несло в себе глубокий смысл.

Это был наиболее яркий и выдающийся представитель народа «Кель–Талгимусс». И как Миранда когда–то сказала о них: «Последние рыцари–пилигримы, оставшиеся на этом свете».

Ему хотелось познакомиться с ним поближе, узнать его получше, подружиться, если получится, сделать несколько снимков на фоне пустыни, запечатлеть суровые черты его лица и глубокий, проницательный взгляд.

Мир туарегов очень фотогеничен, как и сама пустыня, несмотря на всю суровость и однообразие, как и эта равнина при свете Луны, как и гармоничное, совершенное тело Надии…

– Когда верну ее, то обязательно приедем сюда, в эту пустыню, сделаю все фотографии, какие задумал и опубликую, соберу их в книгу, и то будет самая яркая, самая необычная книга о Сахаре.

Малик бесшумно подошел к нему, присел рядом на корточки и, протянув руку, легко дотронулся до его плеча.

– Пора идти, – сказал он. – Просыпайся.

– Я не сплю… А ты никогда не спишь?

Туарег пристально взглянул на него, но ничего не ответил. Алек и Миранда тоже зашевелились. Алек так быстро поднялся на ноги, будто и не спал вовсе. Давид в очередной раз задался вопросом – что это за люди такие, способные совершать длительные переходы и при этом совсем не спать?

«Должно быть, испепеляющая жажда мести, яростное чувство, постоянно бурлящее в душе, – задумчиво пробормотал, скручивая одеяло и проверяя упряжь своего верблюда. – Не о чем другом не могут думать, вот и не спят… Возможно и я таким стану, если не верну Надию…»

И снова дорога. По мере того, как поверхность земли остывала, в ночной тишине все отчетливей и отчетливей начали звучать таинственные шорохи и потрескивание, будто сама почва, камни на ней и вся земля угрожали рассыпаться на тысячи мелких кусочков.

Потом подул ветер, и небо на востоке посветлело. Наступило утро и пред ними поднялись скалы плато. Солнце ползло по небосклону выше и выше, под его лучами камни начали разогреваться, ощущение холода сменилось удушливой жарой. Незаметно наступил полдень, тени исчезли, скрывшись под верблюдами, что монотонно переступая ногами и раскачиваясь из стороны в сторону, шли вперед метр за метром. Давид почувствовал, что неумолимо проваливается в дрему. Ночью спать не хотелось, как сейчас. Тогда он чувствовал себя на удивление бодро и мир вокруг выглядел четким и резким, не то, что сейчас, когда пыльная дымка и извивающиеся потоки горячего воздуха размывали контуры предметов.