– И о каждом человеке, изображенном на рисунке, можете рассказать?

– Могу.

– А, что скажите, например, об этом человеке, – я поводил рукой над рисунками, якобы пытаясь определиться с выбором, а потом взял в руки портрет Игнатьева.

– Ганс Дитерих, из Берлина. Портрет точен. Могу добавить, глаза у него карие, волосы черные. Вашего возраста, только ростом пониже. Он в замке провел пять месяцев, преподавал слушателям русский язык.

– Откуда такие точные данные? Имре, вы же повар!?

– Тогда в замке людей было очень мало. Я готовил для всех, и подавал блюда тоже я. Успел рассмотреть. Хоть я и повар, но глаза у меня есть, – чуть насупившись, ответил Имре.

– Нам никакие иностранные языки почему-то не преподают, – сокрушенно сказал я. – Таскаем орудия до умопомрачения и мокнем под дождем.

– Так те военные были какие-то особенные. Им разного мяса давали больше, привозили морепродукты. На каждом столе в обед были итальянские вина. Фрукты вообще привозили корзинами.

– И всех этих военных вы запомнили и нарисовали?

– Да, и описал. Вот переверните любой лист. Там написано имя, фамилия и другие особенности лица.

– А кому вы показывали свои работы?

– Никому. Кто станет разговаривать с каким-то поваром? Вы первый кто нормально говорит со мной, а не помыкает мной.

– Мой портрет тоже украсил вашу коллекцию?

– Да, – Имре открыл другую папку. – Ваше лицо меня заинтересовало. Я вас нарисовал на фоне озера, мне показалось, в тот момент вы были чем-то опечалены.

Все же у Имре действительно талант, он перенес на лист бумаги выражение моего лица, и эмоции на нем отраженные. Да, тогда я думал о родных, и тосковал по ним.

А вот с остальными портретиками нужно что-то делать, они бы заинтересовали Крестного. Если Игнатьев, предположим предатель, здесь крутился, преподавая русский язык, то не исключено, что в замке Блэр некоторое время квартировала разведывательная школа. Только вот чья – неизвестно. Поскольку германская и австрийская разведки тесно дружат между собой, то обмен квалифицированными преподавателями вполне возможен. Игнатьева в России хорошо учили, и, вполне вероятно, он приложил руку к исчезновению Вильчура и Морозова.

– Вам, Имре, определенно нужно учиться живописи, – ободрил я парня. – У вас отличная память. Только старайтесь, чтобы о вашем портретном увлечении знали немногие. Не все воспримут это правильно.

– Никто моих набросков не видел. Я сам убираюсь в комнате, никого в гости не приглашаю, вы первый, кто здесь побывал.

– В феврале я заканчиваю учебу и отправляюсь в Вену. Вы соберите все свои портреты, добавьте несколько особо удачных пейзажей. Я увезу их с собой, попытаюсь через знакомых показать сведущим людям. Ничего пока определенно не обещаю, но может ваш стиль письма кого-то заинтересует.