Штайнлиц или Клаус Белофф тоже не могли упрятать меня в тюрьму, я для них связующее звено в доступе к деньгам. Уезжая в командировку, я добился от управляющего банком Клаузевица введения к счетам полковников дополнительных паролей. Без моего личного пароля теперь деньги снять невозможно. Вопросы и снова вопросы. Кто мне на них сможет ответить?

Пока сидел и размышлял, весь покрылся потом, показалось, что с потерей организмом влаги, уходят остатки сил, а еще я намеревался встать с лежанки, и пройтись по камере. Но видно сил у меня на это уже нет. Улегся на постель, и моментально уснул.

Разбудили меня невежливо, больно ткнули под ребра чем-то твердым.

– Вставай, чего разлегся? – услышал я вопрос, произнесенный по-русски. – Не вздумай баловать, а то враз получишь.

Спросонок, я с трудом соображал, но огромного человека с винтовкой в руках увидеть смог. На нем была одета обычная солдатская форма русской армии. Я, кряхтя, сел, а потом попытался встать. Меня шатало, голова еще кружилась. Солдат не дал мне возможности окончательно прийти в себя, толчком винтовки в спину направил к открытой двери камеры.

– Шевели копытами, нечего заставлять ждать их благородие, – напутствовал меня солдат.

В коридоре, я, опираясь рукой на стену, медленно шел, чем вызывал недовольство конвоира. В выражениях он не стеснялся, применяя матерные слова. Таким порядком мы поднялись на этаж выше.

– Упри рожу в стену и стой, – скомандовал конвоир, – я доложу его благородию. – Дернешься, поучишь прикладом.

Мог бы и не говорить ничего, у меня сил совершенно нет, ноги дрожат, по всему телу пот градом катится, мучает жажда.

Солдат заглянул в дверь и, получив разрешение, завел меня в камеру, похожую на мою, только вместо лежанки посреди размещался стол, а рядом с ним табурет. За столом сидел поручик в повседневном мундире. Возрастом около тридцати, хорошо выбритое лицо. Аккуратные усы, на конце немного завернуты вверх. Серые глаза внимательно следили за моими движениями.

Солдат подтолкнув меня к табурету, усадил на него, резко нажав на плечи. Я не сопротивлялся, ноги были, как ватные.

– Я – следователь поручик Семенов, – произнес офицер по-русски, – ко мне следует обращаться «гражданин следователь». – Понятно?

Повертел головой, посмотрел на конвоира, а затем на следователя, изображая непонимание русской речи.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал я по-немецки хриплым голосом, сухость во рту не давала возможности нормально говорить.

Тогда офицер произнес ту же фразу на хорошем немецком языке. Уже хорошо, можно продолжать беседу на удобном мне языке, знание русского, до поры до времени нужно скрывать. Неизвестно куда и к кому я угодил в руки, вдруг мне устроили какую-то проверку.