Несколько стрельцов двинулись по направлению к группе, но остановились, когда в руках окружавших ее толпы появились кистени, ножи и даже пистолеты.

— Оружие в доме господнем! Одумайтесь! — голос патриарха теперь гремел под сводами собора. — Аще кровь прольете здесь — на главы ляжет каждого из вас и всех родов ваших, до седьмого колена! Не прикасайтесь к помазанным моим — глаголет Господь! Се — ныне я объявляю Федора Борисовича законным царем вашим и помазанником Божиим, а тем, кто посмеет присягнуть самозванцу и пойти против законного государя — анафема!

Коган затаил дыхание. В словах этого тщедушного старика звучала такая сила, что, на какое-то мгновение, ему показалось, что толпа сейчас отпрянет, падет на колени и единодушно покается.

По лицу Шуйского и Шерефединова было видно, что на них также подействовала речь патриарха — они переглянулись.

Внезапно, вперед выступил Молчанов — он выхватил из рук патриарха шапку Мономаха, которую тот уже опускал на голову Федора.

— Не бывать годуновскому щенку царем! — крикнул он. — Хотим царя Димитрия Иоанновича!

С этими словами он бросил шапку Шерефединову, который подхватил ее и поднял на вытянутых руках. — Димитрия Иоанновича! — срывающимся фальцетом крикнул он.

— Димитрия! — подхватили в толпе. — Хотим Димитрия!

Коган с нарастающим страхом, понимал, что Федор утрачивает контроль за ситуацией. По сути, единственной преградой между ним и бунтовщиками оставался патриарх.

Похоже, Иов также понимал это. Он что-то сказал Федору, и тот, вместе с царицей, в плотном окружении стрельцов, двинулся к выходу из собора, потеснив Шерефединова с Шуйским.

Это было похоже на стремительное бегство — вслед ним неслось улюлюканье и свист.

Коган, протиснувшись сквозь толпу к Настасье, ухватил ее за рукав. — Уходим! Скорее! — выдохнул он. Та кинула на него испуганный взгляд, но кивнула и последовала за ним.

— Пусть уходят! — крикнул, перекрывая шум, Шерефединов. — Мы не тати — не прольем крови христианской в храме божием! Василий, — обратился он к своему угрюмому спутнику, — дуй на колокольню — бей в набат! Сейчас всю Москву подымем!

— Анафема! — прогремел голос Иова. — Всем вам, ворам и святотатцам — анафема!

Молчанов вцепился в клобук и сорвал его с патриарха. — Ты не патриарх больше! — торжествующе крикнул он. — За то, что служил обманщику Годунову — разжалуем тебя! Отныне на Москве будет другой патриарх — честный!

— Тебе ли говорить о чести, — отвечал старик.

— Проводите монаха Иова в его покои, — распорядился Шерефединов, кивая двоим рослым мужикам рядом с ним. — А теперь, — голос его дрогнул, — во дворец!