А в это время Гейдрих с парой опытных экспертов был в ознакомительном полете, попутно тренируясь на всякой мелочи. Он перевелся с Украины сразу же, как только поступило сообщение о налете на их аэродром и о том, что я в этом участвовал. Мостик был замечен еще по пути в ближний тыл русских, а теперь Гейдрих подкрадывается к нему на малой высоте и, разогнавшись до максимальной скорости, выполняет перед атакой небольшую горку и начинает атаку с пологого пикирования. Именно в этот момент его замечаю я. Пара прикрытия, которая тоже прозевала мой приход, бросается в атаку, прекрасно понимая, что с ними сделают на аэродроме, когда они вернутся без своего подопечного. Думаю, тем, что я сбил их, я оказал им немалую услугу.
На аэродром была отправлена группа бомбардировщиков с сильным истребительным прикрытием, а к месту боя направилась восьмерка асов. Гейдрих знал об этом — получил сообщение по радио от командира эскадры, но не поберегся, и что случилось, то случилось.
— Прочитал?
— Да. Судя по всему, асы не успели. Хотя я видел, как в стороне крутились какие-то самолеты, но кто это был, не знал. Теперь все понятно, — кивнул я, возвращая тщательно изученные тексты.
Никифоров убрал их в папку и, задумчиво посмотрев на меня, спросил:
— Помнишь, ты спрашивал про бойцов, что вытащил из плена?
— Вышли? — спросил я с надеждой.
— Вышли. Вчера еще, на рассвете, через немецкие опорные пункты прорвались с остатками одной из дивизий. Мало того, они еще и технику вывели целой.
— Все вышли?
— Фельдмана не было. Твои сомнения в нем были не лишены основания.
— Все-таки на немцев работал?
Никифоров поморщился:
— Да нет. Просто обычный проворовавшийся алкаш. Его еще двадцать восьмого взяли, сидел на гауптвахте в Минской комендатуре. За три дня до полного окружения в здание гауптвахты попала бомба, кто выжил, успел разбежаться. Среди погибших Фельдмана не обнаружено. Так-то.
— Он был в форме медика, — вздохнул я.
— Это верно, служил он в окружном госпитале, выполняя административные функции.
— Понятно. Как ребята?
— Насколько я знаю, вышли все, только один был ранен при прорыве. Красноармеец…
— …Камов?
— Точно, Камов, — ответил особист, удивленно глянув на меня.
— Почему-то это меня не удивляет, — вздохнул я.