12. Долгая дорога домой

12. Долгая дорога домой

Первым делом она посмотрела на меня, и взгляд её переполнился радостью. Я побежал к ней, плюнув на приличия – они с Фелипе действительно были для меня очень хорошими друзьями. Поклонившись, я поцеловал её руку, она подняла меня за плечи и сказала:

– Как я рада вас видеть! А вон и ваша "Виктория", которая спасла нас от рук пиратов! Алесео, присоединяйтесь к нам, у меня как раз имеется место в карете. Расскажете обо всём, что произошло после того, как вы покинули нас!

– Сейчас, Ваше Величество! Надо бы только разобраться с "Победой"…

Узнав, что мою бумагу не признали, она строго посмотрела на чиновника, который тоже подошёл к своей королеве и ждал своей очереди выразить своё почтение:

– Сеньор, что это означает?

– Ваше величество… – тот бухнулся на колени и что-то стал сумбурно говорить.

– Так вот. Потрудитесь переписать бумагу Его Сиятельства слово в слово, но на португальском. Я подпишу её немедленно. Выделите глубоководный пирс для швартовки русского корабля – освободите его, если нужно – и предоставьте всё необходимое продовольствие и воду по ценам для королевского флота.

Тот пулей побежал выполнять приказ, а я по рации сообщил Ване о ситуации. Через пять минут, "Победа" уже подходила к одному из пирсов, а я, вооружённый новой бумагой от Маргариты, сидел в карете и рассказывал Маргарите о нашем путешествии.

Сама Маргарита была уже не девчонкой, а прекрасной женщиной, знавшей себе цену. В глазах появилась сталь, а в голосе, оставшемся столь же бархатным, командные нотки. Но характер нашей дружбы не изменился – для неё я был всё тем же Алесео, "другом королей" не только на бумаге, но и на самом деле.

В Лиссабоне мы провели четыре дня, причём на "Победу" я не возвращался – в замок Сан-Жоржи, где королева соизволила остановиться, королева пригласила и моих "грандов", так что Ваня, Саша, Виталий и Ринат – двое из них с супругами – прибыли вскоре за мной на каретах, посланных по поручению королевы, и взяли с собой Анфису. Я попросил их привезти с собой соболей и горностаев из наших резервов, а также крупную медвежью шкуру. Конечно, самые лучшие меха лежали отдельно и были предназначены для некой особы, которой я, увы, не всегда хранил верность… Может, она меня и простит. Господи, как же я надеюсь на это…

До сих пор помню крутые старые улочки, по которым мы поднимались к замку. Дома были один красивей другого – большинство в вычурном мануэлинском стиле, многие с азулежу – синей или разноцветной плиткой снаружи. Светило солнце, пели птицы, а на балконах всё ещё цвели яркие цветы. Как будто и не было двух "годов без лета"…