– Совсем как в Италии… – мечтательно произнёс Зацаренный. – Море лазурное, небо, зелень – будто и не январь вовсе.
– Тут вы, батенька, правы. – кивнул Юлдашев. – Сколько ни случалось видеть Триест с моря, всякий раз не оставляла мысль, что нахожусь где-нибудь возле Салерно. И горы, сосновые рощи, и крепость на скале…
Венечка не участвовал в беседе двух почитателей адриатических красот. Он впитывал. Всем своим существом впитывал это буйство красок, это великолепие, желая только одного – остаться тут навсегда и будь, что будет.
– С вашего позволения, господин капитан-лейтенант, мы с моим спутником прогуляемся… как это у вас называется на морском языке? На нос?
– На полубак. – поправил дипломата Венечка. Юлдашеву вздумалось валять дурака – и понятно, зачем. Хочет поговорить без помех, наедине.
Впрочем – на полубак, так на полубак. Пусть будет полубак. Ветер с правой раковины, тёплый, почти горячий, взявший разбег от песков Сахары – и не скажешь, что январь. «Великий князь Николай» бодро бежит под всеми парусами, и беседовать в тени фор-стакселя – одно удовольствие. Особенно, если забота обо всём непростом судовом хозяйстве взвалена на чьи-то плечи, а ты всего лишь пассажир. И не простой, а весьма привилегированный.
Дипломатическая почта Российской Империи – это вам не жук чихнул. То есть почта – содержимое юлдашевского саквояжа, который покоится себе в секретере, в каюте, под неусыпной охраной матроса с револьвером. А он, капитан-лейтенант Остелецкий – так, довесок.