Я замолчал.

Секунд пятнадцать в бытовке стояла полная тишина.

Первым её прервал Михаил:

— Почему ты считаешь, что твоё возвращение всех спасёт?

— Моё одновременное существование здесь и там — это как неопределённость Шредингера. Когда я вернусь, неопределённость исчезнет. Каждый слой времени и пространства станет самодостаточным. Ничего другого я предположить не могу.

— Понятно, — кивнул собеседник. — А я тебе, получается, нужен, чтобы…

— Ты и Синицын во время эксперимента должны находиться рядом со мной в обеих реальностях. Здесь и там. Поскольку именно вы составляете две части из трёх, и именно вы отвечаете за моё перемещение оттуда сюда и обратно.

Смирнов ненадолго задумался.

— А что, если вы с Синицыным ошибаетесь? Что, если за твоё перемещение в прошлое-будущее отвечаем не я и твой друг, а кто-то другой?

— Тогда этих других тоже должно быть двое, но, кроме вас, других подходящих здесь нет.

— А если это не другой, а другая? — предположил «чекист». — Вдруг это вовсе не три одиночных кварка, а пара?

— Кварк-антикварк?

— Да. Ведь там у тебя есть жена, а здесь вы встретились раньше положенного. Так что, может быть, это она тебя сюда притянула?

Гипотеза показалась мне любопытной, но в корне неверной.

— Нет. Жанна к нашему эксперименту отношения не имеет. Поэтому она вне игры.

— А та, вторая? — прищурился Михаил.

Я покачал головой.

— Второй в моём времени не было. И вообще, я тебе уже говорил: это была просто ошибка.

— Ладно. Будем считать, что ты прав, поэтому… — Смирнов снова задумался. — Да! Кстати! А что у нас на второй кассете?

— Второй? — вскинул я брови. — Но ты же читал об этом.