4

Павел энергично расхаживал по кабинету, сложив руки за спиной и бросая редкие мимолётные взгляды на Андрея. Было видно, что он о чём-то напряжённо думает, и уже порядком изучивший своего шефа Андрей понял, что Гронин сейчас решает: что можно сказать своему подопечному, а о чём лучше не стоит. Задавать полковнику вопросы в такой момент было бессмысленно – он сам решит, когда говорить, да и такие поползновения могли возыметь негативный эффект. Поэтому Андрей терпеливо ждал.

Наконец, Гронин уселся на своё место и приготовился говорить.

– Много чего произошло, пока вас не было, – начал он издалека.

Андрей заинтересованно вскинул брови – по тону Павла он понял, что тот расскажет что-то действительно интересное.

– Начну с того, что на связь вышел твой закадычный дружбан.

Андрей задумчиво нахмурил брови, пытаясь понять, о ком идёт речь, но Павел почти сразу продолжил.

– Владов, – разъяснил он. – Предложил помощь.

– Помощь? Владов?! В чём? – даже если бы хотел, Андрей, наверное, не смог бы сейчас сдержать изумление.

Гронин слегка скривил краешек губы, что Андрей легко заметил. Похоже, полковнику не сильно нравилось то, что он собирался сказать.

– В вопросе эпидемии, – после непродолжительной паузы ответил он.

– Вот так новость, – у Андрея вырвался смешок. – Он же сам лично сказал мне, что нечего ворошить призраки прошлого? А теперь что, передумал, что ли?

– Всё может быть. Правда, пока что ничего качественно нового я от него не узнал. Он примерно повторил рассказ Астафьева, только в гораздо более сжатом виде.

– Ясно. Короче, ничем не помог.

– Считай, что да.

– Что ещё, кроме этого лиса?

Павел скривил губы, задумался. Ненадолго.

– Началась большая заваруха, – снова заговорил он. – Помимо «Чаяна» в дело вступил «Путь просвещения». Знал бы я раньше их название – мы бы уже кое-что понимали в происходящем, а пока, судя по тем обрывкам информации, что до меня доходят, валят они неудержимым потоком. «Булат» выступил против них на стороне гильдии, а это значит, что мы тоже.

Андрей задумчиво качал головой.

– Значит, мы вступили в большую войну? – с волнением спросил он.