Левый таран первым справляется с задачей. Сперва падает один большой кусок стены, потом второй, потом сразу несколько и поднимается высокое облако пыли. Когда она оседает на таран и выкрашивает его в светло-коричневый цвет, становится видно, что посередине куртины остался невысокий холм из обломков стены. Я даю отмашку рукой Нумушде, чтобы вел свой отряд вперед.

— Можно и нам с ними? — нетерпеливо спрашивает Энтена.

— Разве ты в том отряде? — задаю я встречный вопрос.

— Нет, — отвечает он и насупливается.

Когда расположенный по центру таран проламывает стену, я говорю спокойно:

— Теперь наш черед, — и машу рукой солдатам моего отряда.

Они обгоняют меня и первыми пробираются через пролом в город. Обломки большие. Пару раз я чуть ли не падаю, перебираюсь на четвереньках. Внутри города возле пролома лежат шесть врагов, заколотых копьями. Сопровождающие меня юноши смотрят на убитых, как завороженные. Раньше видели мертвых, присутствовали на казнях, а Энтена и Меркар даже участвовали в сражениях, но все еще убитые в бою притягивают их внимание. Мы проходим мимо улицы, по которой идут бойцы из моего отряда, сворачиваем на следующую, пустую. Она кривоватая, переменной ширины метров от двух до трех, идет к центру города. Часть домов на деревянных сваях, как и в пригороде, но много и сложенных из сырцового кирпича, и чем ближе к центру, тем больше двухэтажных. Первые отгорожены от улицы глинобитными дувалами высотой метра полтора, а вторые выходят на нее глухой стеной с деревянной дверью, довольно широкой и утопленной сантиметров на тридцать, к которой ведут три низкие ступеньки из черных, вулканических камней.

Когда проходим половину пути до центра города, навстречу выходит отряд пунтцев, человек тридцать, с круглыми щитами и короткими копьями. Кожа у аборигенов темнее, чем у шумеров, не говоря уже о халафах, волосы черные, вьющиеся, растительность на лице редкая. На головах высокие кожаные шапки, напоминающие цилиндры. Доспехи кожаные. Набедренные повязки длинные, до середины голени, и из небеленой шерсти. Все босые. Пунтцы, видимо, не ожидали увидеть нас здесь, поэтому остановились резко, будто налетели на стену.

— Построиться клином! — приказываю я.

Сзади справа, слева и за мной и крайними в следующих шеренгах становятся опытные воины. Молодежь — в середине.

— Вперед, марш! — командую я и начинаю шагать левой, потом приставлять к ней правую и опять левой, чтобы строй не растягивался.

Справившись с замешательством, наши враги заорали воинственно и побежали на нас толпой. Улица узковата, ширина их строя была три-четыре человека. Я вижу перекошенные то ли злобой, то ли страхом лица над щитами из кожи, натянутой на основу из прутьев, и обсидиановые наконечники копий, поднятых над плечом и трясущихся на бегу. Вот первая шеренга пунтцев приближается ко мне. Я поднимаю свой щит чуть выше, чтобы закрывал мое лицо, и поворачиваю голову вправо, к врагу, который собирается напасть на стоящего справа от меня шумера. Ударом сабли рассекаю врагу плечо у ключицы. Из раны, словно давно этого ждала, мощно выплескивается темная кровь. Пунтский воин роняет копье, пытается прикрыться от меня щитом, получает от моего подчиненного укол копьем в район живота и, теснимый напиравшими сзади, медленно насаживается на него. Отбросив неудобное в свалке копье, мой воин достает кинжал и по трупу убитого врага подходит ближе ко мне, чтобы помочь в случае необходимости. Пока что его помощь не нужна. Я быстро и с оттягом орудую саблей, рассекая щиты и тела, расчищая место перед собой, которое сразу занимает следующий враг. Сперва кажется, что они никогда не кончатся, но вскоре замечаю впереди просветы, а потом и спины убегающих. Поворачиваю влево и нападаю на врагов с фланга и тыла. Дело идет быстрее, потому что они не успевают прикрыться щитами. Еще пара человек успевает сбежать, а остальные падают на утоптанную землю, заливая ее алой кровью.