– Вишь какие!

Мое появление вызвало переполох, но если Настя и Ксения просто поднялись и сделали книксен, а Анисим степенно поклонился, то Авдотья просто бухнулась в ноги. Не обращая внимания на переполох, я подошел и, взяв на руки Машку, придирчиво осмотрел ее приобретение.

– Ну что же, обувка знатная, а то негоже в моем тереме босячками ходить. А тебе, Глаша, нравится? Вот и умница, а ты бы, Дуня, встала, полы тут вроде мытые.

Пока сконфуженная Авдотья поднималась, я выразительно посмотрел на сотника, и тот, от природы будучи человеком сообразительным, сразу засобирался. Настя также припомнила, что у нее есть дела, и вышла, захватив с собой Дуню и обеих девочек.

– Настенька, будь любезна, и Глашу с Дуней приоденьте, а то как-то и неприлично в моем доме-то, – сказал я ей в спину.

Когда все вышли, я подошел к царевне и, взяв ее за руку, тихо проговорил:

– Ну, что же, Ксения Борисовна, я свое слово сдержал, нашел твою Марьюшку… Подожди, не благодари. Ты мне скажи, а что теперь будем делать? Ищут уже и тебя, и дочь твою, и жизни вам, и обеим, и поврозь, спокойной не дадут. Так что надо что-то придумать.

– Ох, герцог, а что тут думать. Я хотела всего лишь кровиночку свою увидеть, прежде чем в затвор уйти. Спасибо тебе, ты мне не только увидеть ее дал, но и приласкать напоследок. Авдотья любит ее как свою, не даст пропасть. У меня денег малая толика осталась, отдам им, а сама в монастырь.

– Не даст пропасть? Ну-ну, видела бы ты, царевна, отца Мелентия, который их искал, – такого бы не сказала. От него не то что Дуня, и я бы без божьей помощи девочку не защитил. Есть у меня одна идея, как Машеньку спасти. Я здесь все одно не останусь, вернусь в Швецию или к себе в Мекленбург. Могу ее с собой забрать – человек я небедный, могу дать ей и воспитание, и приданое приличное. Если о ее происхождении не узнают, а я о том никому не скажу, то жить она будет спокойно и счастливо и никакой отец Мелентий до нее не доберется. Что скажешь, Ксения Борисовна?

– Спаси тебя Пресвятая Богородица за доброту твою, а только ведь ей на чужбине веру придется чужую принять?

– Лютеране такие же люди, как и вы, так же живут, любят, ненавидят.

– И то верно, но чего ты от меня хочешь?

– Спросить хочу: а ты поедешь?

– Эх, Иван Жигимонтович, герцог великий, а кем ты меня с собой зовешь? Ты ведь человек женатый, а я все-таки царевна. Кем я там буду, любовницей твоей? Нет уж, хватит с меня одного позора, лучше в монастырь! Спасибо тебе, что о плоде моего греха печешься, а со своим ты что делать будешь?

– О чем ты?