– Русские люди! Вы собрались здесь, чтобы выбрать себе царя, – заговорил я сначала негромко, но все более возвышая голос. – Вы сами так решили, сами выбили иноземцев из вашей столицы и сами выберете того, кого сочтете достойным. Вы правы в том, что не хотите видеть своим царем иноверца. Не может в православной стране царем быть католик или лютеранин. Но королевич примет вашу веру. Он молод еще, и сердце его впитает истину, как земля после засухи впитывает живительную влагу. Он не участвовал в вашей Смуте, и ему некому мстить за обиды. У него нет тут друзей, но нет и врагов. Многие из вас присягнули в свое время королевичу Владиславу, и, хотя покойный Гермоген освободил вас от этой клятвы, он не раз еще придет с войной на вашу землю, пытаясь вернуть себе престол. Однако брат королевича Карла Филипа один из могущественнейших королей в Европе и всегда сможет ему помочь, случись война.

– А Новгород? – подал голос кто-то из-за спины боярина Шереметева.

– Если Карл Филип станет русским царем, то его брату не будет нужды удерживать ни Новгород, ни иные какие земли. Если же не станет, то, скорее всего, вы будете с ним воевать. Что для вас лучше – думайте сами, а я все сказал.

– Мы поняли тебя, князь, а ответ дадим завтра, – отозвался Пожарский.

Еще раз поклонившись, я собирался выйти, но в круг неожиданно вышел Аникита Вельяминов. Поклонившись во все стороны, он, пользуясь общим замешательством, начал говорить:

– Вот что я вам скажу, люди! Королевич Карл Филип может и всем хорош быть, а может и не очень. Мы его не видали, и каков он, знать не знаем! Однако есть человек, которого мы не только знаем, но и в бою видели, и во всяком ином деле. Я сейчас о тебе, князь Иван Жигимонтович! Роду ты знатного и со многими европейскими королями в родстве! Обиды русским людям от тебя николи не бывало, а многим ты, напротив, помог. Вдов и сирот утешал, храмам святыни возвращал, про то многие ведают, а я так и сам видел. Потому слово мое такое: если и выбирать кого из иноземных государей – то лучше тебя не найти!

Выходка Аникиты вызвала некоторое оцепенение среди присутствующих, но затем боярин Салтыков ехидным голосом с места громко заявил:

– Не должон ты, Никитка, по худости рода раньше других царей выкликивать. Получше тебя есть люди на Москве.

– Зато мне Тушинский вор да Жигимонт польский вотчин не жаловали, – не остался в долгу Вельяминов.

Среди присутствующих немедля поднялся гвалт. Уж очень много претензий друг к другу накопили присутствующие за последние годы. Некоторые от криков уже собирались переходить к делу, засучивая рукава, но Пожарский резко поднялся и, стукнув посохом, потребовал тишины. Пока он успокаивал собравшихся, я, покачав головой, вышел из собора, слыша, как за моей спиной Дмитрий Михайлович говорит писцам, ведущим протокол: «А вы запишите, что Вельяминов сказал».