И, конечно, Достоевский. Мухоловка взяла с библиотечной полки книгу про трех братьев, прочитала, выписала несколько абзацев[80].

История прошла и забылась, но Достоевский зацепился в памяти. Тяжелые слова, липкие, не отпускают.

«Присудили, видишь, его, чтобы прошел во мраке квадриллион километров, и когда кончит этот квадриллион, то тогда ему отворят райские двери и все простят…»

Теперь Мухоловка шла по небесной тропе, разменивая свой квадрильон.

«А какие муки у вас на том свете, кроме-то квадриллиона?»

Девушка остановилась, бросила взгляд на недоступное небо. Во мраке идти было бы легче. Умник из «Братьев Карамазовых» лег поперек дороги — все равно погнали без передыху.

Зато у нее есть еще время. Шепчущий за левым ухом не так и умен. То рыцарей нет, и Квентин плох, то на него вся надежда. Я здесь и не здесь, я везде и нигде… Не вяжется!

Девушка улыбнулась и еле заметно, надеясь, что не услышат, шепнула:

— Прости, Вальтер!

Не за предательство просила, за такое не прощают, а за то, что обиделась на парня по-глупому. Порадоваться бы: жив, полюбил, но все равно ее помнит. Может, и в самом деле Уолтер Перри — зеркало? Значит, не на него обида — на саму себя?

…Я тенью скольжу по прозрачной воде; мой голос так сладок в ночной тишине… Плохо, что и тот, слева, тоже помнит о ее рыцаре. Зачем ему нужен Уолтер Перри? И если она уже в операции — то в какой?

Девушка стиснула зубы.

Раз имеешь ум, то и числа сочти!

Сочтет!