— Я разберусь с этим, сэр.

— Полвека назад я сказал бы: И да поможет нам Бог! Нет, не поможет! Поэтому выражусь иначе: И да поможем мы Ему, Господу нашему! Амен!

— Амен!

— Амен, сэр!

10

— Но я ничего не умею, Отомар! — жалобно выдохнула Вероника. — Совсем ничего, я даже книжек об этом не читала. Неинтересно было. Я что-то не так делаю?

На такие вопросы не отвечают. Марек поцеловал ее в приоткрытый рот, провел ладонью по щеке, по волосам, потом еще раз поцеловал, прямо в нос. Пилот-испытатель, смешно всхлипнув, приподнялась, обхватила руками за шею.

— Не привыкла быть ведомой. С двенадцати лет села на планер — и сама себе командир. В эскадрилье вечно гоняли за дисциплину… Отвернись, пожалуйста, я… не привыкла еще.

В комнате было темно, лишь из окна лился серый сумрак, но мужчина не стал спорить. Простыня на плечи (уже традиция!) — и марш-марш к подоконнику. Вот и раскрытая пачка при зажигалке…

Пальцы дрогнули. «Выкурил сигарету, потому что тебе очень хотелось…» Герде он не изменял. Это было единственным, что примеряло с реальностью. Гиммель, Кольца-Близнецы — протянутая ладонь — распались. Приходилось привыкать.

— И мне! И мне!..

Вероника появилась уже полностью облаченная, в простыне под самый нос. Выпростала руку, вытрясла сигарету из пачки.

…Щелк! Щелк!

— А там что?

Вначале Марек не понял. Там — это где? За окном? За прозрачными стеклами целый мир, в котором им двоим нет места. Можно порвать в кровавые клочья его семью, но что ждет сорба из рода Крабатов рядом с офицером Люфтваффе? «Мы солдаты разных армий…» В тот раз он просто не услышал.

— Зонтики, — уточнила Вероника, попытавшись указать в нужную сторону подбородком. — И столики. И еще… Это что, телескопы?

Под окнами — знакомая Веранда, в этот ночной час — просто смотровая площадка. Нордхауз, Северный корпус, третий этаж. Не пришлось ни летать, ни падать.

— Телескопы, Вероника. На альпинистов смотрят. Многим нравится.

Отпустить синеглазую? В пике, свободный полет, с четырех километров, без ранца и парашюта? ОНА, может, и простит. Потом и он сам простит себя за лишнюю случайную сигарету.

— Отомар, у тебя сигарета погасла!