Огр-людоед это тоже знал и ударил наверняка. В трещине, больше похожей на щель, от лавины не спрятаться. Даже если устоишь на куцей полочке, вцепившись одной рукой в крюк, а другой в веревку, сверху непременно, просто по теории вероятности, чем-то припечатает. Каска? Она, конечно, выручит — но не от всего.

Андреас выстоял почти до конца, даже не зажмурился, контролируя намотанную на руку веревку. Выпустит — другу Тони крышка, улетит — не поймаешь. Камни били по плечам, по спине, каска уже не звенела — гудела, проснулась давняя боль в бедре, однако Хинтерштойсер держался, словно и сам стал частью горы. Но человек — не камень. И когда что-то ударило в висок, он успел присесть на холодный лед и навалиться на веревку уходящим от него телом. А больше Хинтерштойсер ничего не успел.

х х х

— Андреас! Андреас! Андреас!..

Он уходил туда, где ждали. Темная дорога широка и легка. Ни скал, ни льда-предателя. Под ногами что-то мягкое, похожее на сухой мох. Страх и боль позади. За безвидной долиной, устланной мхом и поникшей травой, его ожидало холодное пенное море, янтарный пирс и драккар на рейде. Путь горного стрелка двадцати трех лет от роду — от надежды до надежды, от привала до креста — близился к концу. Он помнил о друге Тони, оставшемся на так и не взятой Стене, о замечательной девушке Ингрид, о тех, кто ждал его в родном Берхтесгадене, но темная дорога стелилась, словно льняное полотенце, а вдалеке тонким краешком нездешней зари уже проступало свечение золотых щитов Валгаллы.

— Андреас! Андреас!..

Он разбивался в дым, и поднимался вновь, зная, что так и надо жить. Совесть чиста. Веревка выдержит, Тони не погибнет. А больше волноваться и не о чем. Воздух прозрачен и чист, словно на снежной вершине, мягкий податливый мох так и зовет сделать следующий шаг…

— Хинтерштойсер, стой! Не смей!..

Тьму сменил огонь. На Хелене, ведьме из детской сказки «Гензель и Гретель», не привычный белый костюм — туника светлого пламени. Только здесь, среди долины, которую проходят лишь один раз, Андреас понял, насколько прекрасна его женщина.

— Возвращайся! — Пламя, взметнувшись вверх, закрутилось беззвучным смерчем. — Потом, через много-много лет мы с твоим сыном встретим тебя на янтарном пирсе. Но не сейчас, Хинтерштойсер! Я переписала сценарий. Возвращайся!

Огненный смерч плеснул в глаза, стирая нестойкую память о виденном и слышанном, ударил в грудь, отозвавшись болью в каждой клеточке живой, не желающей умирать плоти. Андреас застонал, с трудом разлепил веки.

— Ты чего там разлегся? — донеслось из поднебесья.