Отступила в коридор, отвернулась, еле слышно всхлипнула. Сын колдуна понял, что уходить, ничего не сказав, нельзя, задумался на миг… Подъездная дверь вновь хлопнула, но уже куда громче. Быстрые шаги, не идут — бегут со всех ног. Один, второй, третий…
Харальд выдернул Browning M 1906 из кармана, схватил девушку за плечо.
— Держи! Иди в комнату — и молчи. Если войду не я, поступай, как знаешь, но лучше — сразу в висок. Пыток ты не выдержишь. Прости за все!
В висок и поцеловал, прежде чем вложить оружие в ледяную ладонь и толкнуть в дверь.
— Открывай!!!
Это тоже в дверь — наружную. В три кулака.
* * *
О процедуре ареста в Тайной государственной полиции спорили с момента основания, когда еще никто не называл ее ни «стапо», ни «гестапо». Пейпер, числившийся ветераном, считал, что все должно проделываться как можно тише и незаметнее, иначе зачем называться «тайной»? С ним не соглашалась молодежь, еще не забывшая кровавые побоища на берлинских улицах. Арест — начало следствия, первая, очень важная борозда. «Клиента» следует ошеломить с ходу, поэтому никаких звонков в дверь, только кулаком, если не откроют сразу — ботинком. Начальство, вникнув в проблему, одобрило. После этого и заговорили о «русской процедуре», отработанной и очень эффектной. Рудольф Дильс, тогдашний шеф, настрого запретил, а вот Козел, став руководителем СД, очень заинтересовался.
— Открывай! Ну!!!
Гандрий Шадовиц шагнул к двери. Стрелять нельзя (Ингрид!), ждать, пока вышибут, глупо, лучше — сразу. Прежде чем щелкнуть замком и снять цепочку, вспомнил родную речь, вполголоса, на выдохе.
— Ovo nije smrt!
Перед глазами вспыхнула кроваво-красная Луна — и утонула в зеленом омуте.
* * *
— …Позови ее, Пейпер! Позови девочку, пожалей. Я же тебя знаю, ты ей пистолет дал, поганый параноик. Позови, мы ее не тронем. Ну!..
Колени упираются в пол, рука в болевом захвате. Вот-вот, и треснет кость. Шепот в ухо, чужие мокрые губы.
— Нет на нее ордера, stricher, только на тебя, предатель. Ее на допрос вызовут, если ничего не найдут, может, и выпустят. Позови, Пейпер, не бери грех на душу!
Бить стали сразу, с порога, но пока еще не по лицу. Разогревались…
— Позови!..
Упрямый сорб молчал. Боль осталась где-то далеко, не с ним, у самого края черного горизонта. Думать можно, думать — и вспоминать. Летняя пыльная дорога, человек на коленях, пистолет у затылка… Все справедливо, это ему за Отомара. Посмел поднять руку на старшего.
Крабат! Кра-абат!..