Сын колдуна шевельнул губами:

Не допел — кулак в кожаной перчатке запечатал губы.

— Как хочешь, Пейпер… Тогда мы сами.

Гандрий закрыл глаза. Что такое «сами», он знал. Стандартная процедура: выбьют — одним поставленным ударом — дверь, самый большой и толстый (кабанчик!) упадет на девушку, припечатывая к полу, вырвет из руки пистолет.

…Грохот. Выстрел? Нет, крик, ее крик. Не успела.

— Разбирайтесь с девкой, а мы поехали. Вставай, Пейпер, не в храме!

Вздернули за плечи, прислонили к стене. Еще один удар — точно в нос, юшку пустить. Это уже не для него, для Ингрид. С непривычки страшновато.

…В дверях начальник штаба Германского сопротивления все-таки сумел обернуться и поймать зрачками светлое утреннее небо. Вздернул кулак, с трудом согнув налитый болью локоть. Rotfront, товарищ Вальтер Эйгер!

Его сбили с ног, и прежде чем потащить по лестнице, ударили еще по разу каждый, от души. Подняли — и толкнули вниз:

— Idi, s-suka!

* * *

Близорукие глаза смотрели через стеклышки пенсне не с гневом, со снисходительным любопытством, словно на непрошеный сорняк с прополотой грядки. Старались, старались, а он взял-таки — и вырос.

— Я же говорил: в следующий раз не вытащу вас, Харальд! — Агроном пожевал бледными губами. — Что же вы натворили?

В знакомый кабинет гауптштурмфюрер попал не сразу. Сперва заставили умыться, привести в порядок одежду и даже прошлись щеткой по мокрым туфлям. Лицо наскоро осмотрел врач. Не о нем заботился, о хозяине. Тот был чувствителен и не выносил вида крови.

— Разве это мы с вами планировали? Вы, Харальд, предатель и враг Рейха!

Руки на бедра, подбородок вверх. Смир-р-рно!

— Рейхсфюрер! Моя вина перед Рейхом и германским народом безмерна. Влекомый раскаянием, я уже дал подробные письменные показания, где изложил все эпизоды операции…

Мягкая безвольная ладонь коснулась его плеча.

— И оставили брату на память. Всегда ценил вашу паранойю, Харальд!.. Ну, отправляйтесь в свой честно заработанный Ад!

Отступил на шаг и неохотно, словно сомневаясь, поднял правую руку.